Калошин посмотрел на неё с одобрением и задал ещё один вопрос, на который уже не ждал ответа:
– Солопеева, будучи в беспамятстве, бормотала о каких-то крысах, или крысином выводке, вы не знаете, что это такое может быть?
Степанида выпрямилась от печной топки, в которую подкидывала дрова и всем телом повернулась к мужчинам:
– Как ты сказал? Выводок крысиный? Постой-постой… – она присела к столу и нахмурила брови.
– Вы что-то вспомнили? – взволнованно спросил Калошин.
– Да как вам сказать?.. Я это и не забывала, да вот значения этому не придавала… – женщина посерьезнела, – а ведь именно это и могло связывать их обоих: Марфу и Ираиду!.. Как же я раньше не догадалась!..
– Так, Степанида Макеевна! Давайте по порядку, рассказывайте, чтобы всё было понятно, только не тяните!
Женщина уселась поудобнее и начала обстоятельный рассказ:
– Значит так, было это в сорок третьем году. Я к тому времени уже вдовела – похоронку на мужа с полгода, как получила, а у Ираиды с семейным положением все было в порядке, муж воевал, постоянно слал ей письма. И состояли мы с ней при нашем госпитале санитарками.
И вот в один из дней привезли к нам на излечение одного генерала, пожилого, в годах, но был он ещё в мужской силе, хорош собой! И… В общем, раньше не рассказала бы, а теперь чего уж!.. Ираиды, все одно, на свете уж нет, да и я не девочка, чтобы стесняться! Одним словом, влюбились мы обе в этого генерала, только на меня-то он не смотрел, хоть я и на целый десяток моложе Ираиды, на неё он глаз положил. Ну, видать завертелось у них, а меня, понятное дело, ревность жгучая разбирала, подглядывала за ними, всё хотела на «горячем» поймать да сказать ей, что мужу её всё отпишу. Теперь-то понимаю – зря злилась, у него и семья была, да и партийный!.. Вылечился потом, и уехал с концами! Только речь не о том.
В одно из дежурств смотрю – Ираиды нет! Ну, я подхватилась и кинулась искать её, чтобы, значит, поймать!.. А у нас в парке была скамеечка укромная, для свиданий. Туда многие девчонки бегали к раненым бойцам. Ну, крадусь, голоса тихие слышу, всё, думаю, попались, голубчики! Остановилась за деревом, прислушалась и поняла, что разговаривает Ираида с Солопеихой, с Марфой, то есть. Интересно стало, о чем это они, думала, может, про генерала этого. А у них, значит, разговор такой… Расскажу, как помню. Ираида говорит: «Душегуб он! Как мне ему отвечать?» Марфа спрашивает: «Почему ты думаешь, что он такой? Многие сейчас в лагерях сидят по навету!», а та ей отвечает: «Знаю, о чем говорю! Помнишь, когда в райцентре семью крысы загрызли? Уверена, что это он их напустил!» Тут я вспомнила, что до войны ещё, года за два, действительно, была статья в газете, что в городе одна семья была загрызена крысами: муж с женой и двое детей, но мало того, они были и ограблены. Только тогда никого так и не нашли, и вот вдруг Ираида об этом говорит. А в сороковом про неё говорили, что у неё какого-то родственника арестовали по пятьдесят восьмой статье. Кто это был – не знаю, врать не буду. А тут вдруг такое слышу. Ну, Марфа-то и спрашивает: «С чего ты взяла, что это он?» А та отвечает: «Он ведь всякие опыты ставил, и дома у него жили крысы. Денег у меня просил на всякие химикаты, да у меня не было. Вот он их и ограбил! Говорил, что открытие какое-то сделал. Да только на нары теперь попал»! Солопеиха говорит ей, дескать, надо заявить, но Ираида отмахнулась, не было у неё доказательств. Якобы к тому времени он и крыс всех уничтожил. Вот тогда Марфа и назвала его крысиным выродком! Вот так!
В комнате повисла тягостная тишина.
– Ну, Степанида Макеевна, да вы просто кладезь информации! Это ж надо выдать такое! – наконец заговорил Калошин. – Почему же вы раньше ничего об этом никому не сказали? Ведь, похоже, что этот человек до сей поры сеет зло вокруг себя!
– Так кто бы мне поверил? Ведь я просто подслушивала! Сама Ираида не была совершенно уверена во всем этом… И потом… Я даже не знаю, о ком они говорили… – Степанида махнула рукой: – Да нет, проще было в те годы молчать!.. Вы уж меня правильно поймите! – она просительно глянула на Калошина.
– Не волнуйтесь, никто вас ни в чем обвинять не собирается! Это, скорее, вина самой Войтович. Зная о преступлении близкого человека, она рассказала об этом Солопеевой, тем самым разделила с той ответственность за укрывательство. Да ещё и, хоть и невольно, но явилась причиной её смерти.
– Да уж!.. – вздохнул Стукин. – Но Марфа Игнатьевна перед смертью успела-таки открыть во-он какую тайну!
– Ох, уж мне эти тайны!.. Вот они уже, где у меня! – Калошин чиркнул ребром ладони по шее. – И, всё равно, огромное вам спасибо! – он встал из-за стола: – А за вкусный ужин отдельная благодарность!