– Чего ты языком, как помелом мелешь? Мы ведь не знаем, кто он! Накапает начальству, чем мы тут занимаемся! Куда потом пойдешь?
– Так я и тебя не знаю! Может быть, ты сам и накапаешь! – пьяно пробормотал лектор.
– Дурак! – голос приблизился к двери.
Дубовик бесшумно отскочил в сторону, и, тихо напевая, побрел к своему номеру, спиной чувствуя, как за ним через узкую щель смотрят внимательным взглядом.
Войдя в свой номер, он опешил: в кресле сидела Рустемова в элегантном домашнем платье из китайского шелка.
– Нас поменяли местами? У вас в номере ремонт? – он остановился, засунув руки в карманы брюк.
– Вы невежливы, подполковник! – женщина разглядывала его сквозь полуопущенные ресницы. – Вы не рады гостям?
– Я не помню, чтобы кого-то приглашал. Или заходить в номер в отсутствии хозяина – это теперь норма? – Дубовик намеренно говорил жестко.
– Я постучала, у вас было открыто, – она старалась не замечать колкости подполковника.
– Хорошо, с «политесами» закончим. Чем обязан вашему визиту? – Дубовик по-прежнему стоял у двери, чувствуя нарастающий протест против вмешательства этой женщины в его жизнь.
Рустемова, будто не замечая или не допуская подобного настроения подполковника, встала и подошла к нему на такое близкое расстояние, что он видел маленькие бисеринка пота у неё на верхней губе и чувствовал горячее дыхание, обволакивавшее его облаком неприкрытого желания и жгучего томления.
– Мне надоела эта игра, поэтому хочу поговорить напрямую, – она посмотрела в его глаза пронзительным взглядом. – Вы мне нравитесь, Андрей! И, думаю, что не ошибусь, сказав, что это взаимно, – женщина положила свою горячую ладонь на его грудь, ощущая учащенное сердцебиение мужчины, принимая это, как подтверждение своих слов.
Дубовик внимательно оглядел её, и, аккуратно сняв руку женщины, легонько отодвинул и прошел к креслу.
– А если ошибетесь? – закинув ногу на ногу, он достал портсигар и, открыв, протянул Рустемовой, которая, не скрывая своей досады, вынуждена была занять кресло напротив. Этот жест мужчины был, скорее, желанием отгородиться от бесстыдного посягательства на его четко выработанную концепцию своего нынешнего поведения в роли жениха, которая вызывала в нем уважение к самому себе.
– Я курю сигареты, причем дорогие! – Рустемова барским жестом отодвинула от себя портсигар.
– Простите, не знал о ваших пристрастиях! – он насмешливо улыбнулся, радуясь тому, что её ответ вызвал в нем лишь ещё одну негативную реакцию: он терпеть не мог курящих женщин. – Так о чем мы говорили?
– Оставьте вашу глумливость! Вы просто боитесь себя! А мужчинам я не могу не нравиться! Вы не исключение! До сей поры никто мне не отказывал! – она начинала заметно злиться, при этом не оставляя своего властного тона женщины, уже заранее расставившей все приоритеты в этой любовной игре и не допускающей других правил.
Если бы она захотела и правильно поняла его взгляд, то этот разговор мог закончиться уже на последующих словах подполковника:
– Значит, с этой поры будет по-другому! Во всяком случае, со мной! – Дубовик поправил двумя пальцами очки и теперь посмотрел на женщину уже без улыбки.
Зато усмехнулась она, по-прежнему не желая сдавать своих позиций и не скрывая желаний:
– А если я смогу убедить вас в обратном? А я смогу, нужно только ваше согласие!
– Алия Кадимовна! Вы меня ни с кем не перепутали? – Дубовик уже начал тяготиться подобным диалогом, но природное чувство такта всё ещё не позволяло ему перейти на откровенную грубость.
– А-а, так вот в чем дело! Вы меня ревнуете к Жернову! – она весело рассмеялась, закинув голову. На её нежной шее билась жилка, и это вызывало чувство незащищенности. Но Дубовику было приятно ощущение своей непоколебимости и твердости. – Не ревнуйте, этот мальчик вам в подметки не годится! – продолжала женщина весело. Наклонившись через столик к подполковнику, она сказала уже спокойнее и тише: – Вы не пожалеете! Я скажу вам слова, которые не говорила никогда и никому: перед вами я сломлю свою гордость! – глаза её вдруг покрылись поволокой.
Дубовик почему-то внутренне содрогнулся от этого взгляда: в нем проступило что-то демоническое, в то время как перед взором мужчины вспыхивали искорки других – больших нежных глаз. Он встал и отошел к окну. Открыв, широко форточку, вдохнул морозный воздух и повернулся к Рустемовой:
– Перестаньте, вам это не идет! – он хотел добавить слово «унижаться», но решил, что и этих слов будет достаточно. – Такие женщины, как вы, за отказ отвечают мужчинам пощечинами!
– А я так всегда и поступала! – на её глаза вдруг навернулись слезы злости, она почувствовала, что этот мужчина не в её власти, но сдаться так сразу – не в её характере.