- Миктлантекутли, нельзя же так любить свою профессию!
- Это не профессия, а призвание, Князь, а люблю я твою жену, давно и безответно, ты же знаешь!
Боги засмеялись, переглядываясь, как делают люди, смеясь над чем-то давно известным. Красавица Шочикецаль фыркнула и стряхнула со своих колен голову Тецкатлипоки, тот принялся шутливо умолять о прощении, целуя ее нежные пальчики. Богиня сопротивлялась, и капли крови, срываясь с рукавов Князя Ночи, падали на ее нежную кожу. Бабочки сейчас же погружали в нее свои хоботки и принимались жадно сосать, дергая пушистыми брюшками.
Данила снова почувствовал иррациональность происходящего и прикрыл глаза, стараясь убедить себя в том, что он сейчас проснется у себя в кровати. Он так остро этого желал, что на секунду на него словно бы повеяло прохладой, показалось что он слышит отдаленное гудение и приглушенные, точно идущие через слой ваты голоса:
-… какого хрена ты это вообще сделал, так бы скрутили!
- А откуда мне было знать, что он такой нежный! Я вообще…
- Он же психиатр! Держи жгут, стервец, возись теперь тут!
Земля подпрыгнула заходясь тяжким стоном, Данила распахнул глаза.
====== Часть 9 ======
Сознание вернулось резко. Одним мощным толчком оно вынырнуло из забытья, прихватив с собой бессвязные и туманные обрывки, то-ли сна, то-ли бреда.
Однако, мое «я» тут же скомкало их, отбросив за ненадобностью весь этот цветной мусор. Монотонно гудела голова и «летали вертолеты» создавая эффект вертящегося вокруг мира. Само по себе – интересное состояние, от которого можно было бы получить удовольствие, если бы моя внутренняя эскадрилья, то и дело не срывались в пике, скручивая в тугой жгут все нутро.
Но, несмотря на все это, было не так уж плохо.
Работа не требовала срочного присутствия. Можно еще поваляться, постепенно приходя в себя, принять ванну и выпить чашечку кофе… Я улыбнулся, вспомнив следующую фразу Лёлика-Папанова. До вечера можно переделать еще кучу полезных и приятных дел! Более того, если будет не так худо, а обычно становится сразу лучше, как только я поднимусь, можно будет переделать ВСЕ домашние дела, накопившиеся за мрачную неделю. Надо будет повесить это несчастное зеркало, которое какой уж месяц болтается по квартире, перекочевывая его с места на место, а не висит достойно, где ему велено. И разобрать, наконец, скопившиеся у меня банки с мамиными вареньями-соленьями, ибо некоторые уже имели трехгодичное темное прошлое…
Мысль, из вялой и неповоротливой амебы, уже начала походить на свободную, быструю птицу, когда внезапно налетела на преграду, возвышающуюся в моем мозгу, подобно темному бастиону. Она заметалась, лихорадочно восстанавливая вчерашние события.
Мое «Я» панически забегало по коридорам мозга, вопя и сшибая углы, оно царапалось о факты, получая синяки и болезненные ссадины. Глаза открылись одновременно с яркой вспышкой понимания: место, где я нахожусь не только мне не знакомо, но и ощутимо далеко от дома, очень далеко!
Место, представшее пред моим взором, действительно, оказалось незнакомым. Небольшая комната с единственным окном, задернутым плотными, серебристо-серыми шторами, напоминала палату интенсивной терапии. Все находящиеся здесь приборы, кроме капельницы, методично вливавшей в меня какую-то жидкость, были совершенно незнакомы.
Тело внезапно стало ватным, сердце, что называется, «опустилось». Некоторое время, я боролся с подступающей к горлу тошнотой неизвестности. Сделав над собой усилие, я все же собрался. Выдернув иглу, я уяснил, что лекарство в капельнице не наркотик, а всего лишь безобидный «физраствор» – помощь организму в борьбе с жестоким «бодуном».
Наверное, седативное, все же, присутствовало – страх быстро улегся, заменившись острой неловкостью и стыдом. Я загрустил и подумал, что, уважаемый доктор Пламень впервые надрался до состояния «делириум тременс». Ловля чертиков в припадке белой горячки, совсем не повышала мою самооценку. Я сел на постели, уныло созерцая странную обстановку.
Комната была чужой. Как по виду, так и по ощущениям. Привычные, вроде бы, вещи, выглядели как-то слишком уж футуристично. Они просто резали мой мозг необычным, но в тоже время по военному простым дизайном. Мебель была оливковой, одного оттенка с полом, и, как будто, вырастала из него. Дверь, слегка утопленная в стену, какой-то темно-синий агрегат, похожий на системник-переросток, плавные, как у самолета, обводы кровати. На неприлично-модерновом стуле, были аккуратно сложены все мои вещи. Спустив ноги на теплый, чуть пружинящий пол, я, первым делом, проверил карманы. Ключи, документы, бумажник с деньгами. Все было на месте. «Так... Значит, все пропить не удалось, и встречи представителями власти мы счастливо избегли. Иначе бумажник был бы пуст как мозг пресловутой блондинки …» – подумал я, отчаянно пытался вспомнить события минувшего вечера. Однако, голова содержала лишь набросок, изображавший Туманный Альбион в ночную пору.
Поспешно одевшись, я включил мобильник. Телефон, не дожидаясь подтверждения запрашиваемого PIN-кода, отключился, издевательски мигнув экраном на прощание.
- Черт! Отлично! – яростно фыркнул я.
Отрубившийся телефон всегда вызывал у меня раздражение, ощущение пустоты и заброшенности. Я направился к окну.
Надо, наконец, узнать, где ж я все-таки оказался?! Я вспомнил о возмутительном поведении Водорезова, мексиканце и своем наркотическом бреде, разозлился, и, помаленьку, картина начала проясняться. Память вернулась, и кадры минувшего вечера предстали во всей своей «красе». Где же этот костлявый негодяй? Ну, доцент Водорезов, лучше бы ты мне не попадался! Хотя бы дня три! Я вспомнил о времени и заторопился. Шторы раздвинулись легко и услужливо, как будто готовились и ждали меня.
То, что я увидел за ними, слегка меня оглушило. Вопросы и предположения тут же выстроились в длинную вереницу, точно телеграфные столбы вдоль пыльной дороги. Я тупо пялился перед собой и одно, представлялось мне, мрачнее другого.
Страх снова царапнул горло: окно отсутствовало. Отсутствовало полностью.
Вместо него на меня смотрел огромный матовый экран. Только сейчас я обратил внимание, как странно освещается комната. Мягкий свет лился со всего потолка, как будто поверхность его была одной молочной лампой. Подходя к двери, я уже знал, чего ожидать. Она, конечно, была закрыта. Заперта, или нет – еще вопрос, но, открываться от моего толчка, она совершенно не хотела.
Ручка отсутствовала.
Равно как и петли и любая видимость замка или запора. Но это, определенно, была дверь. Руки мои скользили по гладкой поверхности и вдруг пластина двери неожиданно подалась в сторону.
Я застыл от неожиданности. И тут же глаза мои «полезли на лоб», а сердце подпрыгнуло и радостно заколотило по ребрам: в проеме стоял Сашка Смольников.
- Ну, здорово, доктор! – Сашка улыбался, но я заметил некоторое напряжение в его глазах.
- Санька, здорово! Как я рад тебя видеть! – я затряс его руку. – Санёк, мне страшно неудобно, ты меня прости, я сам не знаю, как меня угораздило! Первый раз со мной такое, ты же знаешь! – я торопился объяснить ему все и сразу, мне было неловко.
– Кстати, не думал, что в НРЦ так все здорово, интересно сколько они тут получают? Надо спросить, у меня же повышение есть по анестезиологии-реанимации… Ну что, пойдем?
- Да ты постой, Тёма, ты не торопись, – сказал Сашок, пряча глаза. Под ложечкой у меня неприятно «екнуло»: неужели я что-то натворил?! – Мы, Тёма ни в какой не в наркологии.
- А где же? – спросил я, пересохшим вмиг горлом.
- Это военная база, Артём. Мы на глубине ста метров под поверхностью почвы…
Я рассмеялся, грозя ему пальцем. Сашок взглянул так серьезно, что смех застрял у меня в глотке.
- Я знаю, это звучит сейчас дико, но очень скоро тебе все объяснят, – сказал Сашка, оглядывая меня с головы до ног. – А пока, ты просто вбери эту новость в мозги и постарайся успокоиться.
Я почувствовал что ноги предательски ослабели.
Нашарив стул, я рухнул на сидение, и вперил в Сашку обалделый взор. Сашка прошел в комнату, и дверь за ним тихо затворилась, по-змеиному зашипев. Он прошелся туда-сюда, потом остановился передо мной, заложил руки за спину и склонил голову набок.