Вроде, все было спокойно.
Данька приоткрыл один глаз, мельком взглянув на привычный мир – ничего. Тогда он открыл второй глаз и оглядел комнату – одна из ячеек картотеки дрогнула, но не более того. Тогда Данила снова закрыл глаза и самостоятельно выдвинул один ящичек. Внутреннему взору тотчас открылась картинка. Он видел все так, как будто смотрел немного сверху и справа.
Илья возле бани рубил дрова. Рядом стоял Василий и молча курил, сбивая пепел о поленицу. Щепки разлетались из-под топора, и Данька чувствовал их запах, запах разогретого человеческого тела и тонкий сладковатый запах дымка от странной черной сигаретки Камчи. Глухо ухал Давыдов, опуская топор на полешко, звенел металл, и трещало разрываемое им дерево.
Камча повернулся вдруг, и уставился прямо «в глаза» Даниле, ослепительно блеснув зубами. Данька стушевался и захлопнул ящичек в своем мозгу. Он распахнул глаза, тряхнул головой и встал, чувствуя радость и страх одновременно.
- Черте-что! – сказал он коту.
Тот задрал голову и хрипло мяукнул, устремляясь к двери. Данька улыбнулся и начал одеваться. Ему стало весело, он поймал кураж, как тогда, в детстве, когда отец научил его ездить на двухколесном велосипеде. Одевшись, он вышел из комнаты, в поисках заветного места, посещение которого составляло сейчас насущную необходимость.
Туалет, как и следовало ожидать, оказался во дворе, и Данька, накинув куртку, побежал по скрипучему снегу двора, помахав рукой Илье и Василию, в складывающим поленицу возле баньки. Справив нужду, он вернулся в дом. В прихожей он столкнулся с Лискиным, тот кивнул ему, оглядывая с ног до головы.
- Что, сэр Даниа, полегчало? – спросил тот, криво ухмыляясь.
- Нормально, – ответил Данька, смело глядя ему в глаза. – Слушай, Лис, а как тебя зовут-то?
- Димкой кличут, – ответил Лискин, лицо его приобрело несколько удивленное выражение.
- Ну, привет, Диман! – сказал Данька и протянул ему руку.
Лискин разулыбался и с готовностью протянул Даньке руку.
- Не сердишься? – спросил Димка-Лис с надеждой. – Я гад, конечно, я знаю, но не конченный, ты не обижайся.
- Да ничё, проехали! – ответил Данила и еще раз встряхнул сухую ладонь. – Сработаемся, амиго!
Лискин чуть вздрогнул, но тут же засуетился, залопотал что-то о погоде, жаренной картошке и о сисястых доярках, встретившихся ему когда он проведывал машинку в рощице.
Данила почти не слушал его, пока Димка провожал его на кухню, где Данила умылся, поздоровался с хозяйкой, несравненно более приветливой, чем вчера.
Они уселись за стол и успели выпить по стопке, ожидая пока вернутся Илья и Василий. Которые, как поведал Лискин, вели очень важную беседу у поленицы.
Когда те появились, хозяйка подала завтрак, состоящий из жаренной на сале картошки, домашней ветчины и соленых груздей в большой глиняной миске.
За столом говорили о пустяках, об охоте, рыбалке и качестве самогона в окрестных селах. Василий больше слушал, поглядывая на Даньку веселыми глазами. Данька все время чувствовал это внимание, но не подавал виду, уплетая картоху и ветчину. Ополовинили новый штоф, под шутки про аристократов и дегенератов и настроение у всей компании улучшилось. Напившись чаю со свежим капустным пирогом, они вышли все покурить на крыльцо. Молчали, щурясь на солнце, курили и удовлетворенно вздыхали.
- Ну что же, – помедлив, проговорил Камча, туша окурок в рыхлом, тронутом солнцем снегу на перилах крыльца. – Пора и честь знать. Собирайтесь, да поехали дальше. До Побоища путь неблизкий. Машинка-то справится?
- Об чем речь! – ответил Илья, хлопнув себя по колену. – Поехали!
- А нас там ждут, в Побоище? – Спросил Лискин.
- А мы как отец Кондратий: жди, не жди – все одно приходит!
Лискин и Илья засмеялись над этой мрачноватой фразой, а Данька отвернулся, твердо решив ничему не удивляться и вопросов не задавать. Не то, чтобы ему было плевать на то, что эти люди навязывают ему какую-то роль, и он постоянно чувствует внимание к своей персоне, а просто он устал на все реагировать.
Казалось, что его запас негативных эмоций иссяк, уступая место куражу и скрытому ликованию. Он то и дело, украдкой оглядывал картотеку в своей голове, словно человек, выигравший миллион и по сотне раз проверяющий чемодан с хрустящими купюрами, веря и не веря одновременно.
К вечеру следующего дня они добрались до Побоища – старинного селения, затерянного среди дремучих, нехоженых лесов.
Маленькая команда окончательно ухайдакалась, то и дело выталкивая машину из вязких, уже почуявших весну, снегов Урала.
Горы подобрались незаметно, скрадывая горизонт, застилая окоем неба шумящими на ветру соснами, бросая под колеса неожиданные колдобины и трещины, сплошь засыпанные снегом.
Побоище встретило их звонким собачьим лаем, деревянными срубами, запахом дыма и лежалого навоза.
Едва машина, рыча и стеная на взгорке, показалась ввиду села, из леса, что подступал к самой колее, выпорскнула стая гигантских волков. Серые звери словно выныривали из сугробов, вздымая снежную пыль. Данька вытаращил глаза от изумления.
- Ишь, скачет бригада! – усмехнулся Камча.
- Понятно, тебя встречают! – буркнул Лискин. – Мы такой чести не нагорбатили!
Василий проигнорировал это замечание, приветливо помахивая рукавицей, скачущим по обочине волкам.
По узкой заснеженной колее, они въехали в центр села и затормозили возле самого большого дома, в котором, как и следовало ожидать, размещалось Правление. На крыше старинного двухэтажного строения, торчал лес антенн и огромная тарелка спутниковой связи. Данька хмыкнул: выглядело это довольно дико. Где-то во дворе тарахтел генератор.
- Хо-хо, Станислав! – Василий выпрыгнул из машины, раскрывая руки навстречу одному из волков. – Сколько лет, сколько зим!
Волк поднялся на задние лапы, передние, водрузив на плечи Камчи.
- Знарровааа! – прозвучало в ответ.
Сначала Данька подумал, что ему послышалось. Он вышел из машины, скромненько встав поодаль.
Давыдов и Лискин, наклоняясь, пожимали лапы волкам, воздух наполняли своеобразные утробные звуки, издаваемые серыми зверями.
Прислушавшись, Данила с удивлением стал понимать, что это не просто рычание, а настоящая человеческая речь, просто гугнивая и смазанная волчьими глотками.
Снова торкнулся один из ящичков в сознании – Данила позволил ему отвориться. Фигуры людей и животных словно выделились на окружающем фоне, будто кто их фонариком подсветил.
Особенно ярко светилась фигура Василия – его силуэт был словно наполнен сконцентрированным люминесцентным раствором. Свет, точно жидкость, тек слоями, завихряясь яркими водоворотами в нескольких точках: на лбу, на горле, на груди и конечностях.
Данила без труда узнал чакры, расположение которых, было известно ему еще со времен увлечения йогой. Зрелище было крайне любопытным, однако Данила воспринял новое знание спокойно, в полной уверенности, что все это только начало чего-то большего.
Тем временем честная компания направилась к дверям.
Илья принялся грохотать кулаком в дощатую дверь, да так, что из соседнего дома начали выглядывать обеспокоенные соседи.
Однако, увидев, кто ломится к начальству – не только поспешно захлопнули дверь, но и моментально потушили свет во всем доме. На стук, в сенях послышалась возня и грохот, что-то рухнуло, и дверь сразу отворилась. В проеме показался здоровенный мужик, заросший щетиной до самых глаз.
- Оба-на! Пожаловали! Хаюшки!
- Привет, Петрович! – воскликнул Камча из-за широкой спины Давыдова. – Опять порнуху качаешь? Не слышит, не видит, хоть все село выноси!
- Гыыы! Цыган! Вот не ждал! Да я на «Удаве», там сидел, на втором этаже, – он протянул руку, здороваясь со всеми по очереди, не исключая волков. – Проходите, проходите!
- А что, Петрович, выпить есть у тебя? – спросил Лискин, потирая моментально покрасневший на улице нос.
- Да как же – у меня да не будет?! – гордо ответствовал небритый Петрович. – Смолянковы уехали вчера, так четыре литра ставили, за то, чтобы я их выпустил. Пошли в буфет!