Хотя между камней ветер не так доставал, но Данила уже приплясывал, выстукивая дробь зубами – промокшая от пота рубашка и влажный свитер мерзко липли к телу, подпуская ледяной холодок вверх по позвоночнику. Некоторое время Илья заинтересованно посматривал на Данькины танцы, потом спросил:
- Тебе че, холодно штоль?
- Ну а че, не видно? – зло ответил Данька, уже десять раз пожалевший, что напросился в эту дурацкую охоту.
- А почему? – спросил Илья, проигнорировав противный Данькин тон.
- Потому что рубашка мокрая, герр Илия, и вообще, я с утра ничем не питался!
- А я завтракал, – спокойно сказал Илья, выставляя вперед ладони с растопыренными пальцами. – Да стой ты спокойно. Не дрыгайся!
Через несколько секунд Данила почувствовал, как рубашка становится горячей и по коже пробегают волны жара.
- Ай-яй, полегче, ты меня-то не зажарь! – воскликнул Данька, расстегивая куртку – из ворота заметно парило.
- Максимум, варка на пару, – посмеиваясь, отпарировал Илья. – Опа! Тихо, Водорезов! Идут.
Тут и Данила ощутил приличный «тычок» в сознание – Камча посылал сигнал о том, что они уже близко.
- В своих-то не попадешь, психиатр? – с поддевкой спросил Илья, наблюдая, как Данила передергивает затвор, прилаживая винтовку поверх обледеневшего валуна.
- Не беспокойтесь, меня папа в детстве четыре раза в тир водил, – так же ехидно ответил Данька, косясь, как Илья стряхивает с пальцев огненные сгустки, которые, шипя, пробивают сквозные дырки в слежавшемся снегу.
- А-а-а… ну тогда оно конеш-ш-шно, – ухмыльнулся Давыдов. – Тогда прошу прощения!
- А неспортивно, сударь, неспортивно! – кивнул Данька на пышущие жаром ладони Ильи.
- Че это «неспортивно»?! Я же не файерболлом, а точечными буду! – возразил Давыдов.
Данька хмыкнул и они замолчали, потому что ниже по реке возникло какое-то движение.
Две черные точки приближались, то и дело, скрываясь за стволами прибрежных сосен. Данила сосредоточенно следил за ними, и вот, на широком каменистом плесе появились две фигуры. Медведь и какая-то желтоватая псина кружились на камнях в странном беге-танце. Медведь то бросался прочь, то останавливался, вертясь на месте и загребая воздух лапами. Желтая собака наскакивала на него, хватая за мохнатые ноги при любом удобном случае. Медведь ярился, ветер доносил глухой рев и скрежет гальки под лапами.
- Ишь, Лискин, обратился! – кивнул Илья на желтую собаку.
Данила смотрел во все глаза, подняв голову от ружья.
Он впервые видел Лиса в образе койота.
Вдалеке появилась фигура человека, который что-то прокричал и замахал руками.
Медведь рявкнул и побежал вверх по реке, подгоняемый визгливым воем койота.
Данила снова приник к прикладу.
Теперь зверь бежал прямо на них, норовя, однако, скрыться в прилегающем к реке подлеске. Койот, однако, умело оттирал лохматого от кустов.
Несколько раз медведь оборачивался, набрасываясь на докучливого врага, но койот, каждый раз, словно чудом, избегал тяжкого удара лапой.
Загнанный зверь быстро приближался, Данила выжидал момент, чтобы точно прицелиться в голову зверя, не задев мельтешившего вокруг Лискина.
И вот, когда он уже готов был нажать на курок, зверь неожиданно прянул в сторону, подмяв под себя желтое тело койота, сделал странное быстрое движение лапами, отчего собачье тело взлетело в воздух, описывая широкую дугу. Истошный вопль перекрыл шум воды, бурлящей меж камнями, Данька ахнул, а медведь длинными скачками понесся к лесу.
Койот грянулся оземь и Данька, кинулся к пляжу, скользя и рискуя свернуть себе шею на обледенелых валунах.
На полпути он мельком обернулся, оглядываясь на хриплый рев медведя. Его морда уже коснулась голых кустов, опушки, как вдруг прямо перед ним вспух и лопнул малиновый жаркий шар, ослепляя зверя.
Медведь завертелся на месте, поднялся на задние лапы, совсем как человек схватившись передними за опаленную морду.
Несколько секунд поревел, мотая башкой, затем опустился вниз и, развернувшись, кинулся к реке, как раз на Данилу.
Руки Даньки вспотели, пока он прицеливался в несущегося прямо на него зверя. Он прекрасно понимал, что в этой ситуации единственный выход – это свалить медведя одним выстрелом.
Он прицелился.
Сердце в груди бухало так, что подпрыгивала мушка на стволе.
Даньку окутал первобытный ужас – он уже видел блестящие черные глаза, пену на темной морде, чувствовал звериный запах, смешанный с запахом горелой шерсти.
И тут он совершенно успокоился: точно кто-то отгородил его пуленепробиваемым стеклом от несущейся прямо на него лютой смерти.
В голове пронеслось: «все хорошо, руку чуть вправо». Прицел плавно повело и палец, словно сам собой нажал курок. В тот же момент в перекрестье попал правый глаз медведя. Грянул выстрел, и зверь кувыркнулся через голову, оглашая окрестности, не воем и не рыком, а, скорее тяжким стоном, переходящим в жалобный всхлип. Пропахав гальку, он проехал в метре от Даньки, ткнувшись мордой в пенистую воду реки. Задняя лапа дергалась, по телу пробегали конвульсии, из ноздрей вырывались розовые пузыри. Данька замер, глядя на сотрясающуюся в последних судорогах тушу, затем снова повернулся к упавшему койоту и с радостью обнаружил, что тот приподнялся на передних лапах и, пошатываясь, пытается встать.
- Лис, ты как? Живой?
Морда койота изменялась, вытягиваясь точно резиновая маска, Данька заворожено глядел на это жутковатое зрелище.
- Нииичегооо, баашкооой тлессснулссся, нолмааально, – гугниво протянул Лискин, продолжая меняться.
Ноги его распрямлялись, потрескивая суставами, позвоночник изгибался и словно вытягивался. Под шкурой бурлило, будто там переливались какие-то студенистые массы. Данька содрогнулся и отвернулся в сторону, его затошнило.
- Ну, ты давай, Лис, побыстрее, – сказал Данила и пошел к туше, у которой уже стоял, склонившись, Илья.
- Здорово ты его, прямо в глаз! – заметил Илья, ворочая голову, залитую черной кровью.
На эволюции Лискина он не обращал ни малейшего внимания, словно ничего не произошло. Данила подошел и встал, глядя, как в прозрачной воде тонкими струйками извивается кровь медведя.
- За Лиса не боись, он же оборотень – сказал Илья, глянув на Данилу снизу вверх. – Щас обернется и будет как новенький! Ишь ты, доктор, побелел аж! – хмыкнул он. Ничего, привыкнешь. Ну-ка где там наш Цыган? – добавил он, распрямляясь и глядя вниз по реке, где совсем недавно маячила фигурка Василия. – Странно… – протянул он, – лесом, что ли подходит?
Данька тоже взглянул, и опять его взгляд наткнулся на корчащегося на камнях оборотня.
Вид розоватой копошащейся массы с торчащими из нее худыми конечностями, вызвал новый прилив дурноты, и он поспешно уткнул взгляд в каменистый берег. Вдруг он замер – между камней что-то блеснуло. Все еще борясь со слабостью, он поддел носком невзрачный камешек, оказавшийся неожиданно тяжелым. Илья снова присел на корточки, тормоша медведя и бормоча что-то про раскладные сани, что нес Василий. Данька наклонился и рассеянно поднял странный камень с блестящим боком, повертел его в руках, стирая налипшую грязь. Под пальцами отчетливо сверкнул желтый металл.
- Илья, гляди, это что, золото что ли? – удивленно проговорил Данила, протягивая находку Давыдову.
Тот глянул, и поднялся, удивленно присвистнув.
- А ну-ка… Илья подкинул камень на руке, поднес к глазам и поцарапал ногтем блестящий бок. – И впрямь, похоже, самородок! Ну, ты даешь, доктор, золотой самородок, грамм на триста, не меньше!
Данька забрал находку из рук Давыдова, недоверчиво посмеиваясь.
- Правда, что-ль? Ну, надо же… Никогда ничего больше десяти копеек не находил!