- Эй, Лис, давай закругляйся и шуруй сюда! – крикнул Давыдов. – Наш психиатр самородок на полкило нашел!
Данила опустил находку в воду, и отмытый металл тускло замерцал под ледяными струями.
- Удивительно… – ошеломленно прошептал Данила.
Вдруг его словно холодом обдало. Он медленно обернулся. Илья стоял вытянувшись, глядя прямо на Данькины руки. От него исходило жгучее ощущение опасности.
- Брось это! – проговорил Илья изменившимся, глухим голосом.
Данька начал медленно подниматься, ничего не понимая.
- Брось это немедленно! – повторил Илья угрожающе.
Тело его разворачивалось, в то время как лицо оставалось повернутым к Даниле. Под ногами что-то заскрипело, и земля куда-то поехала. Данька покачнулся, пытаясь удержать равновесие, и вдруг рухнул, куда-то вниз, судорожно взмахнув руками.
Земля расступилась, камни брызнули во все стороны. Данила истошно заорал, хватаясь за осыпающиеся края образовавшейся под ним воронки. Все вокруг завертелось, под ногами образовалось какое-то шевеление, Данила судорожно подтянулся, цепляясь за убегающую землю, и вдруг оказался в воздухе в месте с тучей камней и песка.
Через мгновение, он грохнулся оземь, крепко приложившись затылком.
Чудом не потеряв сознание, ослепленный и ошарашенный он поднялся на четвереньки – в глазах двоилось. Где-то в стороне кричал Илья, почва дергалась и ехала, перемещаясь в разных направлениях. В панике, Данила, поднялся, все еще ничего не соображая и замер: прямо перед ним, из развороченного берега поднималась золотисто-пестрый столб, оканчивающийся огромной змеиной головой, увенчанной колеблющимися перьями. Два изумрудно-желтых глаза смотрели прямо на Данилу. Не соображая ничего от страха, Данила заорал. В руке все еще был зажат самородок, Данька замахнулся, пытаясь метнуть его прямо в засасывающий взгляд, но золото словно приросло к коже.
Самородок дернулся, словно живой, и потянул Данилу к сверкающей змее. Данила схватился за свою руку, и поехал вперед, что есть силы упираясь, и вопя, как полоумный.
Откуда-то сбоку ему вторил звериный рык Давыдова.
Его тоже тащило к чудовищу – толстая золотая цепь с крупным распятием натянулась и влекла своего хозяина к свивающей крупные кольца твари. Давыдов рвался, схватившись руками за крупные звенья мудреного плетения. Галька фонтаном летела из-под ног.
- Змей! Это Змей! – орал откуда-то Лискин.
– Вас-я-я-я! Вася, Вас-я-я-я! Помог-и-и-и! … Мать-перемать!!! – хрипел Илья.
Через миг, Данила уже приклеился к чешуйчатой колонне и в ужасе дергался, взирая на покачивающуюся в вышине голову с золотистыми треугольными челюстями.
Голова эта начала медленно опускаться, разворачиваясь и играя раздвоенным языком. Рядом с Данилой впечатался Илья, с треском врубившись мордой прямо в гладкое золотисто-черное тело. Змей свивал кольца, накрепко прижимая брыкающихся людей к самому себе. Вскоре у Даньки затрещали ребра, и свет померк перед глазами.
Илья хрипел рядом.
Только Лискин метался вокруг них, тонко подвывая и перескакивая через шевелящиеся витки.
Он еще не до конца обратился, и теперь по развороченному берегу скакало ужасное лысое существо, словно сошедшее с полотен Иеронима Босха, довершая апокалипсическую картину хаоса и ужаса, заполнивших зимний день.
Вскоре, давление змея чуть ослабло, и Данька со всхлипом втянул воздух. Огромная голова опустилась и по очереди осмотрела свою добычу. Данька зажмурился, когда раздвоенный язык коснулся его лица. Пахнуло металлической окалиной, чем-то кислым и едким. Сердце Данилы остановилось, и он сжался, ожидая неминуемой смерти. Однако тварь отодвинулась, осмотрела Давыдова, который все еще дергался, плюясь паром, и покраснев, как пожарная машина. Змеиный язык коснулся его лица, и голова чудовища отдернулась. Раздалось оглушающее шипение, словно огромный паровой котел стравливал пар. Змей стянул кольца покрепче, и Давыдов обмяк, повиснув, точно тряпичная кукла.
Данька заорал и задергался снова. Что есть силы, он пытался оторвать руку от предательского самородка, что накрепко припаял его к змеиной шкуре.
Лискин что-то орал и прыгал вокруг. Змей обратил на него свое внимание и несколько раз пытался ударить головой в мельтешащую внизу тварь.
Лис отбежал подальше и подпрыгивал неподалеку, не переставая верещать. Данила заворожено следил за змеей. В голове звенело, и не было ничего кроме мечущегося ужаса. Он продолжал остервенело рваться, из разбитого лба на глаза текла кровь.
«Это конец!» – думал Данька, но это было не так. На камнях зашевелилась туша мертвого медведя. Она поднялась из борозды, которую оставило тело змея, и поднялась, шатаясь и глядя на Даньку немигающим черным глазом. Из зияющей на месте второго глаза, обожженной дыры, толчками потекла черная кровь. Мертвый медведь поднялся и раскинул в стороны лапы. В правой блеснул металл. Повернув морду так, чтобы оставшийся глаз смотрел прямо на Данилу, медведь пошел вперед.
Клинок, зажатый в правой лапе, напоминал зазубренный полулунный серп. Змей снова зашипел и попытался загородить свою добычу, но тут сзади донесся удар грома и пронзительный свист.
Что-то с треском лопнуло, и змей стремительно распустил свои кольца.
Данька рухнул на четвереньки и попятился, натыкаясь задом на лежащего Давыдова. Медведь продолжал идти на него. Оживший зверь рыкнул, опускаясь на три конечности, и прыжком догоняя запнувшегося Данилу, сзади на холку ему наскочил подоспевший Лискин, но было уже поздно: правая лапа, описав полукруг, замахнулась над Данилиной головой. Сталь со свистом рассекла воздух. Время остановилось. Данила, широко раскрыв глаза, вперился в мертвый зрачок медвежьего глаза. Вдруг что-то знакомое шевельнулось в его голове: какой-то образ, летний вечер, студенчество, курилка… Безопасность, покой, счастье. Зверь открыл пасть и прянул ушами. Клинок шикнул в миллиметре от горла Даньки и со скрежетом вонзился в гальку.
Данила охнул и метнулся в отворенную им дверку. В последний момент, Данила вспомнил о товарищах и словно окликнул их, протянув руки Лискину и бездыханному Илье – мир округ него схлопнулся.
====== Часть 13 ======
- Оксанка, открывай! – сказал Сашка, наклонившись к переговорнику.
- Фигушки! – ответил веселый женский голос. – У нас все дома!
- Да открывай, Ксюш, я вам молодого-красивого привел!
Из динамика донесся заинтересованный стон, и дверь зашипела, отворяясь.
В проеме сейчас же появилось сине-зеленое привидение в защитном костюме с откинутой набок маской. Мы вошли.
- Вот, прошу любить и жаловать: Пламень Артем Сергеевич, ведущий сосудистый хирург, ударник труда и заработной платы! – отрекомендовал меня Санек.
- Очень приятно! Оксана, – протянула руку Оксана – миловидная брюнеточка с блестящими черными глазами и чуть вздернутым носиком. – Проходите!
Мы вошли в ярко освещенное помещение, по-офисному разделенное невысокими перегородками. Я огляделся.
За прозрачными поверхностями боксов виднелись бесконечные ряды стеллажей, какие-то аквариумы, многочисленные приборы и аппараты, повсюду светились мониторы, тут и там виднелись фигуры людей в такой же защитной одежде, что и у Оксаны. Помещение наполнял гул и стрекот работающей аппаратуры, попискивание и тихий монотонный вой. Разветвленный лабиринт проходов вел в таинственные отнорки, в которых то и дело слышалось шипение открывающихся дверей.
- Анастасия Петровна, – сказала Оксана в переговорное устройство, гарнитура которого скрывалась под зеленой защитной шапочкой. – Анастасия Петровна, Смольников новенького привел! Ну да, того самого! – добавила она, кокетливо склонив голову. – Проводить? Хорошо, сейчас. Пошли в ЦЗ! – обратилась она к нам.
Мы пошли за Оксаной, следуя по коридорчикам, пол которых был окрашен в разные цвета, миновали несколько дверей, обозначавшихся цифрами и таинственными буквосочетаниями, переоделись в защитную одежду в большом, укутанном пленкой боксе, постояли под каким-то нереальным дезактиватором, фукающим на нас странно пахнущим аэрозолем.