- Чувак стал – боевик самый натуральный, с мечом спит, наверное. Другого – впервые вижу – Артемий Пламень, запоминающаяся личность, «сталкер», похоже, и сильны-ы-ый офигительно!
Троица переглянулась.
- Из него Порядок прямо пышет, жесть, да и только!
Я рядом стоял, прямо челюсти сводило. Думал: колдовать навсегда перестану, пить и курить брошу. Так вот. Программу партии объяснили, призывы огласили, на совесть давили – плакать хотелось. Патриотизм там, все как положено. Ну, и между делом, про тебя – он кивнул на Данилу, – И про какую-то телку расспрашивали: Вика какая-то. Ну, наши послушали, послушали, покивали. Чаю с пирожками предложили. Ну а потом Петрович вежливо так, ну вы знаете, как он это умеет, указал им пути следования. Те обиделись, давить начали, угрожали. Слово за слово – поспорили. Наши видят – их двое, пузыриться начали. Тут волки подошли – вообще заварилось… Ну, а потом…эх! – Лысый потряс головой.
Даже не знаю, как все так вышло… Этот Пламень огромедную дверь открыл, размер... – Он завертел головой, ища с чем бы сравнить.
– Ну вот как кремлевские ворота, не меньше! Оттуда десантура пошла из Небесного Ока, Порядок прямо дуром прет, ну как лавина – колдовать не можем ну нисколько, вообще! У нас – охотничьи ружья, а у них – «калаши». Наши разбегаться начали, уходили, кто как может! Избы загорелись… куры летают, бабы орут, детей в портал пихают. Волки носятся, кого-то рвет у колодца… Эти эмиссары практически не участвовали – у амбара на взгорке лежали, там, где портал открылся… Элька… Она же отважная… Если бы не этот Пламень – Смольникову точно хана пришла бы… Она на спину ему с амбара сиганула… Пламень его оттолкнул… Ну а потом – все быстро… Смольников – он же маньяк и меч у него посеребренный… Прямо надвое… шансов – ноль… Я видел, я в это время на площади лежал с пулей в груди… вы же знаете, некроманты не умирают… Я лежал, пулю выдавливал. Чувствую никак – не выходит и все! И в глазах медленно так темнеет… Чувствую – кончаюсь! Обычный такой, человеческий карачун… И такой меня ужас накрыл, что словно земля мне силы дала – тональ явился и вот… Я здесь… Тональ привел! У меня же усиление за счет удачного тоналя… Гриф – птица смерти и некромантии… – добавил он, будто оправдываясь.
Помолчали, склонив голову.
- Царствие Небесное! – сказал Илья.
- Тонатиу’ичан! – повторил Лискин.
Данила молчал, катая желваки по скулам.
- Это…- сказал он хрипло, – Эти люди: Пламень и Смольников… Это были мои друзья…
Лысый воззрился на него как на прокаженного.
- Значит… и разбираться с ними – мне!
- Ишь ты, ишь ты! – осадил его Давыдов. – А мы не при чем! Послабони пока! Больно прыткий – сам разбираться. Тут еще надо дожить до разборок – мы пока еще в Миктлане.
- Да, и, похоже, что уже не одни! – заявил Лис, глядя в туманную даль меж далекими стволами, где появились две едва заметные черточки.
- Гости у нас! – кивнул Илья, поднимаясь. – Толстый, мож посмотришь? – спросил он френофага, что лежал поодаль, флегматично перебирая, свои мягкие ротовые щупальца. Тот покладисто снялся и тут же исчез.
- Давно хотел спросить, – сказал Данька не отрывая взгляда от далеких фигурок и заметно нервничая. – Как эти пожиратели перемещаются? Мы топаем больше месяца, наверное, а те столбы как стояли хрен знает где, так ни на шаг не приблизились по-моему?
- А они же часть того тумана, что виден невооруженным глазом! – сказал Лысый, отхлебнув самодельную воду из самодельной же фляжки. – Он тут растворился, а там соберется. Корпускулярно-волновая теория во плоти! – он напряженно хихикнул.
- Дань, не надо так переживать! – сказал Лискин, с сочувствием поглядывая на Водорезова. – Ты же видишь, они просто разговаривают!
- Спасибо! Спасибо, родной! – Данька театрально заломил руки. – Чего уж тут беспокоиться! Там всего лишь мой лучший друг, который собирался меня убить и моя школьная подруга, оказавшаяся не человеком, а демоном! Такое у меня каждый день, каждый день!
- Ты «видишь» что она демон? – изумился Лискин.
Данька заткнулся, анализируя сам себя, и тоже удивился: он отчетливо знал кто стоит там, вдалеке.
Линии судьбы ткались перед ним, подобно узорам ковра, выбегающим из-под проворного челнока. Все вокруг было открыто. Он знал то, что хотел знать.
Данила замолчал и «прислушался» к отдаленной беседе. Чем больше он слушал, тем больше краснело его лицо. Его друзья ругались. Ругались зло, безобразно. Он оскорблял ее, она ядовито жалила его. Он хамил, она отвечала вульгарщиной. Это походило на свару двух помойных бомжей, не поделивших последнюю чекушку. Этой чекушкой был он – Данила Алексеевич Водорезов. Данька затрясся, и, не в силах выносить эту омерзительную сцену, вскричал:
- Да провались все к чертовой бабушке!!!
В сердцах он топнул ногой и, вместе с Лискиным, Лысым и Давыдовым, провалился в Девятый Круг.
Они грянулись оземь, подняв тучу пыли и мусора.
Когда пыль рассеялась, пред ними предстала изумленная старуха с метлой в одной руке и золотым совком в другой.
Старая леди была крайне грузна, лицо ее было ярко желтым, а седые волосы были собраны в пучок и утыкан пестрыми перьями.
На пышных телесах бабуси была лохматая кацавейка из какой-то бурой шкуры, пестрые юбки были подоткнуты под ярко-алый передник. Портрет бабки дополнял костяной серп, торчащий в носу, и придававший ей исключительное сходство с разъяренным кабаном.
- А вот и она, чертова бабушка! – истерически хихикнул Лысый.
- Да чтоб вас приподняло и шлепнуло!!! – опомнилась старуха.
Четверка мигом взлетела в воздух.
- Ой, нет, только приподняло! – поправилась бабка.
Путники, в самых причудливых позах зависли в метре от пола, ошалело обозревая бабку и «хижину», в которой они оказались.
Это было довольно просторное жилище. Посреди громадного, как самолетный ангар, зала, стоял добротный стол, уставленный золотом и серебром. Странные многокрылые твари с тихим писком вились вокруг свисающих с потолка разноцветных шариков. Вместо стен зал окружала плотная завеса звездной ночи, колеблющаяся, точно вышитые блестками шторы.
Бабка быстренько смела ту кучу пыли и сора, что разметали своим падением горе – путешественники, сгребла ее в совок и аккуратно пересыпала в глубокую золотую чашу, стоящую на столе.
Затем она водрузилась за стол, придвинула чашу к себе и, обозревая висящих в воздухе колдунов. Она загребала мусор серебряной ложкой, совала себе в рот и жевала, хрустя и причмокивая. Закончив свою неаппетитную трапезу, она утерла рот белоснежной салфеткой и выбралась из-за стола. Уперев руки в дюжие бока она грозно спросила:
- Ну? Кто такие, зачем пожаловали?
- Я – Дитя Хаоса! – сдавленно пискнул Данька, висящий вниз головой.
- Адепты Тлалока, Мескалито и Миктлантекутли!- отрапортовался Лискин, приставив руку к воображаемому козырьку.
Лицо «бабули» немного смягчилось.
- Ну ладно… вижу, что не брешите!
Четверка плавно опустилась на мозаичный пол.
- Так что вам тут взыскалось? Нечасто у меня гости с потолка падают! – спросила бабка, усаживаясь на жалобно скрипнувший стул.
- Да нам бы Тецкатлипоку найти! – проблеял Лискин, растирая поясницу. – Да и на Землю не мешало бы!
- Ага… – сказала бабка, оправляя серп в носу. – Хочется, тебе, Единственный, уразуметь, кого из демиургов поспособнее прихлопнуть в Последний Час? – она с прищуром посмотрела на Даньку. Интересуешьси кто правый, а кто во всех грехах виноватый?
- Да, не… – пытался что-то возразить Данька, хотя старуха и угадала его желание.
- А то – не так!? – махнула на него бабка. – Дак и нечего тебе с ними балакать! Они тебе все одно правды не скажут, они мастера языками чесать да пыль в глаза пускать! Вот что! Садитесь-ка вы подле меня! Потчевать-то у меня нечем, сами видите! – Она махнула рукой на стол, где стояли драгоценные сосуды полные разнообразных нечистот. – Так хоть историей угостит вас старая Чикунави-акатль. Всю правду скажу, как она есть!