Его взгляд лучезарный, словно у ангела.
- Я люблю тебя! – выдохнула и закрыла глаза.
И вдруг ощутила его обнаженное крепкое тело на себе, вдохнула его родной запах, его прерывистое горячее дыхание, гладкую кожу. Впитываю жадно, как иссохшая от полуденного зноя земля впитывает долгожданный дождь. Да, он мой долгожданный! И теперь я всегда буду бояться потерять его. Я стала уязвимой. Но это цена за мои чувства.
- И я тебя люблю!- он вжался в меня, словно хотел проникнуть в меня всем своим существом, обнял меня так сильно, что мне показалось, что наши сердца соединились в одно и бьются точно огромный звонкий колокол.
- Ты теперь всегда будешь со мной!
- Всегда… – распахнула глаза, погружаюсь в его расширенные от страсти зрачки, провалилась, нырнула с головой, как в омут.
- Возьми меня. Я ждала тебя… вечность.
- Я и так беру тебя. Я забираю тебя себе, в себя, в свое сердце! – его губы скользят по моей груди, плечам, нагнетая возбуждение до почти непереносимой остроты, на грани боли.
- Ты моя…- прошептал он.
- Да, я твоя! – раскинулась под ним, мягкая, наполненная тягучей сладкой истомой, истекая желанием.
– Войди в меня! Я хочу отдать себя, чтобы стать собой!
Я вздрогнула. Артем резко вошел в меня, остановился на миг, привыкая ко мне, потом начал медленно двигаться, осторожно, как будто боялся меня повредить, как будто я сделана из хрусталя. Кровь ударила мне в голову, все предметы в комнате закружились передо мной. Но это не было бешеной свистопляской.
Это было Красиво, Правильно. Это была Гармония. Бог. Сансара.
- О Боже!!! – выдохнул Тёма, – Как! Это! Я сейчас умру!!! – его движения ускорились.
- Да, да! – подалась бедрами навстречу его движениям, обняла его спину ногами. Это было слияние, воссоединение, причащение… Исступление… Безграничная нежность и бесстыдная страсть.
Миллиарды звезд во всех вселенных вспыхнули и разом взорвались во мне, заполняя меня ослепительным светом.
- Я люблю тебя! – я не смогла сдержать крик, обхватила Артема, впилась губами в его шею, ощущаю, как внутри меня бьются тысячи жарких волн, ощущаю его содрогания.
– Наконец, мы вернулись домой, любимый.
«Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презреньем.»
Словно из глубины вод возвращаться, подниматься вслед за этими словами, как поднимаются пузырьки воздуха из темной пучины забытья.
Кто это сказал?
Память плывет ленивой рыбой.
Приходить в себя, вспоминать свое имя, его имя.
Это сказал один красивый мужчина с мудрыми глазами. Он был правителем. Царем... Ах, Соломон, да.
Я обняла СВОЕГО царя. Вздохнула судорожно, вздрогнула отголоском и рассыпалась вновь, точно пыльца с крылышек феи. Я только пылинка танцующая в луче его взгляда, только отражение в его глазах.
- Ви-ка. Ви-и-и-ка. Вик-вик, – мой птенец! – он улыбается и целует меня в нос. – Я буду тебя насиживать! – Артём смеется и плотно кутает меня в покрывало, обнимает сверху крепко-крепко, так что я едва дышу.
Я смеюсь вместе с ним и превращаюсь в свет.
====== Часть 23 ======
Следующие несколько недель что-то происходило. Определенно что-то происходило. Только…
Это происходило где-то словно бы на другой планете, или во сне.
Нашей реальностью стала только наша любовь. Это было как наваждение, точно мания или захватывающее приключение.
Все, что творилось вокруг нас было несущественным.
Все эти боги, ракеты, армии, войны, все эти Концы Света. Все это ощущалось как нечто незначительное и мы оба чувствовали стыд и одновременно восторг, как дети, которые творят какую-то запрещенную, и, оттого еще более желанную шалость. Когда знаешь, что обязательно попадет, но в тот момент, в тот момент — только упоение и восторг! Я куда-то ходила, осматривала войска, пыталась вникнуть в подготовку Битвы, присутствовала на заседаниях Совета, но уже через полчаса заседаний начинала ерзать, теряла нить обсуждения и мыслями возвращалась к нему.
«Как он там, что он делает?» Или просто вспоминала его, образно, без слов, ощущения от его руки на моем плече, от его губ на шее. Потом словно разбуженная птица очухивалась, стыдилась, смущалась, переспрашивала.
Окружающие смотрели на меня с легкой досадой и каким-то жалостливым сочувствием, словно на неизлечимую тихую сумасшедшую. И все улыбались. Потихоньку я стала замечать, что меня будто-ты оберегают, дела решаются помимо меня.
Судьбоносных решений от меня уже не требовали, впрочем, меня это мало заботило, я была благодарна моим друзьям за то, что они сняли этот груз ответственности с моих плеч. Все было неважно. Сейчас не важно.
О новостях нам чаще всего сообщали даже не на Совете, новости нам приносили гости.
В это время у нас почему-то появилось много гостей.
Даже слишком. Иногда они были даже некстати, учитывая то, что большую часть времени нам хотелось проводить где-то ближе к постели.
Однако, наш дом, словно фонарь мотыльков, привлекал и дракгардов и драконид. Впрочем, это было не удивительно, ведь наш дом, как фонарик в этой сгустившейся тьме и тревоге, лучился тихим счастливым светом и покоем.
Помню, как мы смеялись до упаду, когда Ренато в лицах представил нам возрождение Святого Хосе.
Как он восстал из гроба перед всеми чинами Ордена Ока в сверкающем панцире, белом плюмаже на шлеме, алом плаще, воздев меч…
Полупьяный и с огромным засосом на шее.
Его появление произвело не то чтобы фурор, а скорее эффект, подобный маленькому ядерному взрыву.
Все руководящие чины целую неделю провели в оглушении, покуда Святой Хосе проповедовал, Любовь и Свет, зачастую опираясь на плечо симпатичного молодого человека с хитрым лицом торговца из голландского «кофешопа».
Да, лучше Ятола никто не мог показать человеку все скромное обаяние порока!
Святой Хосе шествовал по миру с проповедями.
Днем он был в Париже, а к вечеру уже в Найроби. Толпы фанатиков росли с каждым часом, его называли Испанским Ошо, его величли Мессией, и обвиняли в статусе Лжепророка. Через пять дней после возрождения он стал обрастать апостолами.
Число апостолов множилось и достигло тринадцати.
Первым и самым влиятельным был апостол Василий. Говорили, что он из русских и что настоящее его имя — Василий Камча.
Я улыбалась — конечно же, это был Тецкатлипока, Враг, Ятол, Дьявол. Наилучший импресарио всех времен народов с удовольствием включился в новую игру.
Мир бурлил в смятении, слушая слова того, кто называл себя Святой Хосе. Он говорил миру о Большой Любви, о Конце Света, и призывал познать радости бытия в преддверии Армагеддона. Святой Хосе, словно символ, венчающий эпоху, словно гений, словно пророк, словно мессия нес в мир Любовь. Любовь во всех ее проявлениях. Соединяющую души, властвующую, всепроникающую.
Вне зависимости от пола и возраста, вне зависимости от национальности и религии. Святой Хосе нес в мир Любовь с большой буквы.
Хосе-Мария Анотонио Эскобар стал новым Мессией. Он говорил так, что сотни тысяч людей, слушая его, созерцая его, как белую сверкающую искру, где-то на вершине горы Синай, задыхались от счастья, что миллионы людей из разных уголков мира молились на радиоприёмники, он стал пророком Армагеддона, он говорил то, что каждый хотел услышать… Но, он говорил и о Битве.
Он призывал, он взывал к совести, к чести, к тому внутреннему закону, без которого человечество потеряло бы всякий смысл… Он звал…
Но вместе с тем… Он выполнял роль буфера.
Роль подушки безопасности. Пока проповедовал по миру Святой Хосе, пока священники разных стран предавали его анафеме, или возводили в ранг святого вновь и вновь, пока он исцелял болящих, поднимал на ноги парализованных и делал слепых — зрячими… ракеты не стартовали. Базаар жил.
Ятол делал свое дело. Тецкатлипока — враг, искуситель, хитрец, лучший импресарио — делал свое дело.