Я поперхнулся.
- А подрабатывает, значится, в туристическом бизнесе? Интересно… Как же твоя Победительница умудрилась с ним связаться? И зачем она ему понадобилась? И что он вообще делает в нашей дыре? Вопросы, вопросы…
Данька задумался.
Я почувствовал, как меня окутывает плотная, словно байковое одеяло, тоска. Потеряно, все потеряно! Данька молчал, глядя куда-то в пространство. За спиной послышалась какая-то возня, в зале возникло оживление. Я обернулся: на маленькой сцене появились музыканты. Четверка, одетых в национальные костюмы мужиков, размещались на сцене. Впереди, на высоком стуле уселся гитарист. Послышались мелодичные переборы, гитарист откашлялся и кивнул барабанщику. Публика зааплодировала. Своеобразный хриплый голос приветствовал собравшихся на испанском, зазвучала музыка, и мексиканец запел. Я не большой знаток этнической музыки, но это было здорово! На время, я даже отвлекся от своих мрачных размышлений.
В голове шумело, и гитара, казалось, звучала внутри меня. Он играл виртуозно, его руки порхали по струнам словно две проворные птицы. Все слушали, затаив дыхание, и после каждой песни зал разражался бурными овациями.
Данька кивал в такт музыки, но глаза его так и оставались стеклянными. Во время короткого перерыва, когда музыкантам в красно-коричневых пончо подали напитки, Водорезов наклонился ко мне и проникновенно сказал:
- Ты думаешь все потеряно? Нифига! Я так понимаю, что ты хочешь хотя бы увидеться с ней?
Я кивнул.
- Но как? Она же уже в Швеции!
- Ничего подобного! – Данька торжествующе взглянул на меня, наслаждаясь моим ошалелым видом. – Она еще здесь в городе!
- Откуда ты…
Данька сморщился, отмахиваясь.
- Ты же знаешь, у меня свои методы! Осталось только выяснить, когда ты с ней сможешь увидеться.
Он полез во внутренний карман сюртука и достал рунические карты. Я смущенно хохотнул:
- Что, прямо здесь?
- А что? – Данька вызывающе огляделся. – Я достаточно пьян, и мне плевать, пусть смотрят! И ты смотри, камрад! – он кивнул певцу.
Мексиканец отхлебнул из запотевшего стакана.
Его темный взгляд стрельнул по-над головами и уперся в лицо Водорезу. Тот, нисколько не смущаясь, разложил руны, бормоча что-то себе под нос.
Проходящая мимо официантка, с интересом посмотрела на нас, я смущенно улыбнулся. Гитара снова зазвенела, хрипловатый голос выводил чужую мелодию.
На этот раз она была тягучей, непривычной. Внутри меня сладкой болью откликалась пьяная, размякшая душа. Данька камлал долго. Он то смешивал карты, то раскидывал их в разных последовательностях, то давал мне вытягивать, вновь и вновь бормоча непонятные заклинания.
Мексиканцы играли, кое-кто из публики, видимо, уже достаточно набравшись, пытался плясать у сцены. Пьяные девицы – не самое приятное зрелище, я отвернулся к Даньке. Он закончил и сцепив руки смотрел на меня.
- Дело ясное, что дело тёмное! – сказал он, наконец. – Вероятность того, что вы встретитесь есть, но только не в этом месяце и не в этом городе. К тому же, есть странные намеки на изменения судьбы…
- Чьей судьбы?
Данька фыркнул.
- А ты знаешь, твоей, ее, и, как это не странно, моей!
- Ладно, а хоть в какую сторону-то? Что, будет еще хуже? – язык у меня уже заплетался, но мысли были еще вполне четкие.
- А вот это я сказать пока не могу! Руны говорят о переменах, причем в самое ближайшее время. О больших переменах и о больших потрясениях. Надо еще на Таро погадать, для верности.
- Умеешь ты успокоить, Водорезов! – сказал я с чувством.
Программа кончилась, музыканты получили свою порцию хлопков, раздали автографы. Трое удалились куда-то в заднюю дверь, а певец отдал свою гитару и скинул пончо. Он что-то долго объяснял долговязому парню, видимо переводчику.
- Выпить хочет, – сказал Данька, прислушавшись. – Смирновской хочет.
Переводчик покивал и пошел к стойке.
Мексиканец спустился со сцены и прошел в зал. Наискосок от нас, в нише, стоял двухместный столик с надписью «заказано».
Гитарист смело разместился там, скрываясь в полутьме.
Ему подали водку и вазочку с черной икрой. Данька хихикнул, нагло глядя, как он намазывает себе маленькие бутербродики толстым слоем икры.
- Почему они все так банальны? – спросил он меня. – Россия – икра, медведи, цыгане, «казачок», Распутин. Хотя, мы тоже недалеко ушли: Мексика – сомбреро, пончо, текилла, кактусы, Карлос Кастанеда. Ладно, допьем! Твое здоровье, камрад! – воскликнул он, кивая мексиканцу.
Тот ответил на испанском, и тоже поднял стопарик. Народ начал рассасываться. Данила потребовал Жанну.
- Жанночка, майне кляйне, нам еще кофе!
Жанна покачала головой.
- Даниил Алексеевич, извините, с полуночи в Диване закрытая вечеринка, уже без пятнадцати. Этот зал закрывается.
- Тогда мы туда! Туда и кофе! – Данила был бесшабашен и здорово пьян.
- Даниил Алексеевич, только по приглашениям, извините пожалуйста. Хорошо, я сейчас подам кофе сюда.
- Жанна, кофе и сразу счет, – вмешался я. – После кофе мы вас покинем, все хорошо, спасибо.
- А я не желаю! – воскликнул Водорезов.
- Данила, ты пьян! Мы с тобой возьмем «Немирова» и поедем ко мне, посидим, поговорим. Машину, вот только, придется завтра с утра забирать, – посетовал я.
- Ладно, но только не перцовой, – согласился Данька.
Мексиканец в своем углу чиркнул длинной спичкой и запыхтел, раскуривая трубку с длинным прямым чубуком. Багряное свечение отражалось в его маслянисто-черных глазах. Данька покрутил носом и склонился ко мне через стол.
- Ты понюхай, похоже, этот Хуан «пыхает»!!! Чуешь?
Я втянул воздух. Сквозь табачный дым пробился странный сладковато-терпкий запах.
- Чёж он курит-то? – я хмыкнул и полез за деньгами. – Интере-е-е-сная у них тут будет вечерина.
Мексиканец снова затянулся и откинулся к стене, прикрыв глаза.
- Глянь, «приход» начался. – Данька стрельнул в гитариста глазами и сейчас же отвел взгляд. – Темень, а он следи-и-ит! – прошипел он прикрываясь счетом.
- У тебя уже идеи отношения. Допивай свой кофе и пошли на воздух, – проговорил я, тайком поглядывая на мексиканца.
«Хуан» сидел, вытянув ноги, лицо его расслабилось, точно у спящего. Казалось, он дремлет. Веки были прикрыты, однако, под опущенными ресницами я приметил острый, словно черное лезвие, взгляд.
Мне стало не по себе. С соседнего столика снялась молодая компания и окружила мексиканца, пытаясь выразить свое пьяное восхищение. Данька поднялся, его изрядно «штормило». Пока мы одевались и расплачивались, «Хуан» выбрался из объятий пьяных русских и, улыбаясь, прошел к выходу.
У стойки он задержался, говоря что-то переводчику. Тот кивал и поглядывал на нас. Мексиканец покинул бар и направился в подвал, где располагался приватный «Диван».
Переводчик подозвал распорядителя и что-то быстро говорил ему, тот вежливо, но твердо возражал. Мы приблизились к выходу. Они замолчали и прилизанный распорядитель недовольно кивнул переводчику. Уже в дверях он окликнул нас:
- Э-э-э… Даниил, э-э-э… Алексеевич?
- Я, – встрепенулся Данила. – Нам очень понравилось, спасибо большое!
- Э-э-э… всегда рады, – распорядитель явно колебался.
- Да, деньги на столе, сдачи не надо! – поспешил я его уверить.
- Благодарим. Даниил Алексеевич, а-а-а… не хотели бы вы остаться?
Мы удивленно переглянулись.
- Спасибо, но мы вполне довольны, и, к тому же, исчерпали свой лимит на сегодня. В другой раз – всенепременно! – Данила шутливо поклонился.
Я толкнул дверь.
- За счет заведения! – на трагической ноте воскликнул распорядитель. – Как постоянному посетителю!
Лицо его было несчастным, он явно «отрывал от сердца».
- Чудеса, – повернулся ко мне Данька. – Ну что останемся? Давай? – в его глазах запрыгали шальные чертики.
- Этот Хуан стопудово голубой! – сказал я. – Я видел как он договаривался.
- Да-а-а ла-а-адно, ты же со мной, милый! – противным голосом протянул Водорез, состроил мне «глазки» и вдруг захохотал совершенно невоздержанно.