— Да похуй. Лишь бы ее не засадили. Там дальше сам пиздюлей ввалю и отниму все свое назад, а то охуели совсем, арест они, блять, наложили и возрадовались, что столько всего умыкнуть можно… наивные, блять…
— О-о-о… мы через это стабильно раз в год проходим. — Закатил глаза Паша. — В тот раз у меня спиздили компрессор за шестьсот косарей. Вот кому они его продадут, дебилы, блять? Кому он нужен-то кроме меня?.. Так и не вернули, суки. Арест это всегда весело, Сань, но только не для нас бедных-бедных ни в чем не повинных предпринимателей. — Зорин с Антоном рассмеялись, Коваль усмехнулся, мрачно пригубив алкоголь. — Так, сейчас Толстому напишу, пусть ситуацию мониторирует. Самое позднее часа через три Захаровы скажут в какую сторону вам плясать. — Подвел итог Паша, отпивая бренди и быстро набирая смс. — Слушай, Сань, ты ж со Старославскими дружишь? Мне бы один денежный замут провернуть, а территория их. Можешь меня с их вожаками свести?..
— Со Старославскими?.. Там шакалье одно, Паш, даже не суйся туда. Так-то Береговой под покровительством мормонов, насколько я знаю. Все базары надо с ними вести.
— Есть выход на них?
— У меня есть. — Зевнул Грановский, задумчиво наблюдая за игрой жидкости в покачивающемся бокале в его пальцах. — И на Береговой и на Дзержинку есть. По-моему, даже на старый город есть. Не уверен, но вроде есть. Дай мне сутки, я пробью точную информацию.
— Буду благодарен. — Паша кивнул, и налил себе бренди. — В любом денежном эквиваленте.
— Раскидаемся. — Хмыкнул Грановский и посмотрел в окно, за которым тихо начали оседать первые хлопья снега.
После того, как Данька ушел, Таня вернулась в кабинет и сев рядом со мной протянула мне бумаги.
— Оль, — она серьезно смотрит в мои глаза и негромко произносит, — у меня протокол о задержании. Мне придется сейчас закрыть тебя в ИВС на двое суток. Потом, на суде я выбью для тебя еще трое суток, итого пять. Ты поняла меня? У вас есть пять суток. Только пять до того момента пока я не передам материалы дела в прокуратуру, потому что дальше, скорее всего последует суд, после СИЗО, потом обвинительный приговор, а за ним колония и рыпаться будет бесполезно. Приказ сверху — провести тебя по сто пятьдесят девятой, части седьмой с отписанием на шесть лет отсидки. Скажи об этом своему адвокату, пусть роет по всем каналам и использует все выходы. Поняла меня? Абсолютно все. Я не могу вести твое дело по упрощенке и вывернуть так, чтобы прокурор мог ограничиться штрафом, потому что у нас у всех негласный приказ. Но за пять суток я постараюсь по грани все оформить, чтобы, если твои не найдут выхода, в прокуратуре еще спорно вышло, хоть на аппеляции зацепитесь, если выхода на наших старших не найдете.
— Тань… если смотреть реально, у меня есть хоть один шанс? — устало качаю головой, грустно улыбаюсь.
— Я не знаю, Оль. Не буду врать. Правда, я не знаю. Пойдем. — Она сглотнув и на мгновение прикрыв глаза встает и направляется к двери и почти шепотом добавляет, — к тебе адвоката пустят только завтра, пока мы видимость создаем усиленной работы и не можем… Оль, пойми… Пусть он верещит пока, отписывает на нас тонны бумаг, они, конечно дальше урны не уйдут, но новое руководство нас ебать не будет, ведь мы, типа, ответственно выполняем их негласный приказ… Если они поймут, что мы юлить пытаемся, то и нас выебут, и тебе хуже станет, потому что руководство на наши места своих везде посадит… Это система, Оль, прости…
— Я понимаю, Тань. Спасибо.
Дальше обыск, фотографирование, снятие отпечатков и помещение в камеру. Маленькую. Зарешеченное окошко, тусклая люминесцентная лампа, две кровати и унитаз.
А дальше… дальше начался какой-то ад. В памяти все отпечаталось с каким-то туманом, нечеткостью, как дурной сон. Антона пустили ко мне на вторые сутки, говорил он сухо, в основном инструктировал и был очень напряжен, но про тварь, обеспечившую мне колонию, я так и не спросила. Как и предвещала Таня, мне добавили еще трое суток. Данька носил передачки и телефон. Я заставляла себя думать и изображать голосом, что я жива, пока врала маме и Ланке, разговаривая с ними по телефону.
Потом снова суд и СИЗО. Вот здесь я поняла — пиздец. Реально пиздец и мне грозит срок. Рыпаться бесполезно. Хотя Антон, явно пытаясь меня успокоить, врал что «решаем и мы вытянем, просто терпи». Данька и здесь напрягся — меня не посадили в общую камеру, я была одна в комнатушке, мало чем отличающейся от предыдущего изолятора, только рассчитанной на десять человек. Условия класса люкс, блядь.