Мы шли из аэропорта на парковку, когда он переплел наши пальцы и, не глядя на меня, роясь в телефоне на ходу, негромко произнес:
— Не обращай внимания на все то, что сказала тебе Ева. Она не контролирует себя, когда злится. А сейчас она злится постоянно.
— Осведомлен о нашей встрече, значит? — фыркаю, скашивая на него взгляд и теснее сжимая его пальцы.
— Арсений сказал, что она перехватила тебя на входе. Я кинулся было вниз, но тут зашли твоя мама с Ланой. — Зорин убирает телефон в карман брюк, и останавливается, вынуждая меня встать лицом к лицу. Стягивает авиаторы и серьезно продолжает, — я нервничал пиздец как.
— Не стоило. — Усмехаюсь, позволяя себя привлечь к его груди и отгибая воротник кипельно-белой рубашки с упоением скольжу пальцами по багровому следу на его шее. Моему следу. Моей метке собственности. — Ева себя контролировала. Отдаю ей должное, с трудом, правда, но контролировала.
— Что она сказала? — голос ровный, нажим его рук на моей пояснице жестче.
— Ей не понравилось то, что ты не страдаешь, а уже… кхм, нашел себе бабу. С прицепом. — Фыркаю и едва давлю желание прикоснуться губами к своему следу, чтобы усилить его, дать больше яркости. И значимости. Моё. Только моё и ничье больше.
— А ты? — вскидывает бровь, внимательно глядя на меня, все так же неотрывно следящую за своим пальцем, оглаживающим мою метку на его теле. Хочу, чтобы их было больше. Еще больше. На его правой лопатке след от моего ногтя, на ключице небольшой кровоподтек — я вчера увлеклась, но у него был оргазм и он не заметил. А я заметила. И с удовольствием касалась ее языком, пока с него сходила дрожь…
— Сказала, что после отношений с ней, вообще удивительно то, что ты остался в рядах натуралов.
— Я иногда просто диву даюсь, как ты отвечаешь хамам, Зорина.
— Зорина? — недоуменно перевожу на него взгляд, чувствуя, как ошиблось сердце.
— М-м-м, да. — Полуулыбка, склоняется моим губам, пытаясь провести по ним горячим языком, но я отвожу голову назад. — Тебе не нравится?
— Ты сначала с одной Зориной разберись, ловелас, а потом другую окучивай. — Мой тихий смех осекается, при виде того, как его улыбка становится несколько натянутой, а его тело заметно напрягается, — Саш? Ты чего?
— Она не стала менять мою фамилию обратно на свою. Так-то мне на всю ситуацию похер, кроме вот этого. — Оскорбленно бормочет он, прижимая меня к себе теснее и положив подбородок мне на макушку. — Коз… злодейка такая.
— Ну, хочешь, я побью ее? — сдерживаю смех, пробегаясь кончиками пальцев по его позвоночнику вверх до лопаток и сжимаю его плечи, утыкаясь носом в ворот и втягивая в себя его неповторимый запах. — Ты майора избил, я твою бывшую, чудная пара, не находишь?
Зорин расхохотался, сильнее сжимая меня в объятиях.
Время снова стремилось вперед. Я растворялась в Зорине. Я в нем терялась. Но сладко, головокружительно и очень охотно. Мне вообще нравились эти наши разговоры на грани фола при чужих людях. Такое впечатление, что это не он меня жестко трахал или занимался сексом несколько минут назад, перед тем, как мы встречались с его друзьями. С моими. На его или моей работе. Полупошлые разговоры, многозначительные взгляды и яркий постоянный голод. Ему было меня мало. Мне его не хватало еще больше, но требовать еще я не могла — он работал. Работал жестко, сильно, на износ. Я понимала, откуда эти бешенные деньги. Он был открыт двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю, хотя неоднократно говорил, что сейчас у него период более легкий, чем несколько месяцев назад, когда так сказать, он был на волне успеха. Мне трудно было это представить, особенно когда он вваливался домой и едва полз до кровати, где фактически терял сознание, но тут же просыпался на телефонные звонки. Правда исключительно на свои и только на них.
«Вваливался домой». Домом являлась то его квартира, то мамина, то моя. Зависело от того, где я обитаю в момент его звонка. Но мне нравилось. Дико, просто до безумия.
Лана… Снузелен-терапия делала огромные успехи. Лана разговаривала. С эмоциями. Показывала мне их «коттеджик», снимала себя на фоне моря и рассказывала, как проходили ее дни и что она видела. Рассказывала ярко, и меня щемило, щемило до боли, потому что у нее проявлялась мимика. Катькина мимика. Зорин замечал. Он ничего не говорил, он вообще не лез, когда я после звонков Ланы шла курить. Не останавливал меня, не отнимал сигареты, ничего не говорил. Когда я вернулась с пожарного балкона после очередного звонка Ланы, он повалил меня на кровать, обнял и едва слышно шепнул на ухо «как будешь готова, родная. Я рядом». К горлу подкатило. Я вжалась в него и едва подавила накатившие темные, нехорошие эмоции.