Ей восемь, а она успокаивает меня, идиотку, неслышно плачущую в плечо напряженного Зорина, удерживающего у моего уха телефон и второй рукой тесно прижимающего моего долбанутое дрожащее тело к своей груди.
— А что там в парке было? — в моем голосе сквозит улыбка, совсем не отражающая того, что долбит в голове бесконечный кошмарный цикл — «Катя — авария. Мама и Лана — авария». Лана щебечет. Правда щебечет, восторженно рассказывает о озере, на котором они катались, о зверушках, которых можно кормить, о том что они с бабушкой устроили пикник под деревом на берегу и к ним подплыли птицы и подходил павлин с большим красивым хвостом. А меня трясло еще больше. В мозге постоянно генерировалась ассоциация с аварией. С катиной аварией, отнявшей ее у нас. С аварией, едва не случившейся в Израиле, которая могла бы отнять у меня весь мой мир.
— Продержись до конца. — Едва-едва слышный шепот Саши мне на ухо. — Продержись, Олька. Не напугай ее. Давай, малыш, продержись.
Продержалась, пару раз даже удачно пошутила, вызвав смех у Ланы, звонкий и чистый, от которого едва не подкосились ноги. Я могла бы этого вовсе никогда не услышать. Она отдала трубку маме и с ней я удержала ровный спектакль. В который она даже поверила. Я отключила телефон и меня затрясло уже крупно. Я могла их потерять сегодня. Я. Могла. Их. Потерять.
С трудом беру себя в руки. Тремор в пальцах, сорванное дыхание, невидящий взгляд. Но беру.
— Оль? — его пальцы цепляют мой подбородок, поднимая голову вверх и заставляя смотреть в свои напряженные глаза.
— Сейчас… — тихо шепчут мои губы, и я закрываю глаза, загоняя внутрь ужас, почти прорывающийся в голосе. — Пару секунд…
— Никаких пару секунд! — неожиданно зло и страшно рычит, с силой толкнув меня к стене и до боли вцепляясь в мой подбородок, снова заставляя вскинуть голову и смотреть в его злые сузившиеся глаза. — Никаких, блять, пару секунд!.. Смотри на меня! Смотри, блядь!.. — я прикусываю губу до боли и подчиняюсь, его лицо искажается до неузнаваемости, — Хватит, немедленно прекрати давить себя, поняла?! Я с тобой! Слышишь?! Я с тобой!
— Люди смотрят, — голос дрожит и срывается.
— Да похуй на них! — фактически кричит, зажимая меня собой и прижимаясь лбом к моему лбу, до боли стискивая мои плечи. — Пошли они на хуй все, поняла?! — Обнимает, просто стискивает до боли мои плечи, и тут же отстраняется, мрачнеет и схватив мой локоть ведет меня на выход. — Ну-ка идем.
Кайен, курим оба, молчим. Меня мелко потряхивает, упрямо смотрю в колени, чувствуя на себе его тяжелый взгляд. Выезжает с парковки, закуривая вторую.
— На Тимофевском? — его голос пускает мое сердце в галоп.
— Что? — со страхом смотрю на него.
— Твоя сестра похоронена на Тимофеевском? — не поворачивая ко мне головы, нашаривает руку и стискивает мои пальцы.
— Что?.. Саша, нет! Нет, не надо! — испуганно пытаюсь вырвать ладонь, вжимаюсь в сидение, отодвигаясь от него и того страшного, к чему он хочет меня привести.
— Тсс… Все хорошо. — Пальцы стискивают мою руку сильнее, ведут к лицу и губы нежно целуют мою ладонь. — Я буду рядом.
— Нет… — отчаянно возражаю, прикрывая ладонью глаза и чувствую, что не справляюсь. Ни с чем. Ни с собой. Ни с жизнью. Ни с ним. Ни с чем.
Слезы бегут по щекам всю дорогу. Мне страшно. Очень страшно. Но он не слушает мои возражения, просьбы, мольбы. Твердо ведет машину и даже не смотрит на меня.
Тормозит на парковке у кладбища и только тут поворачивает ко мне голову. Стискиваю зубы, утирая рукой слезы, не заботясь о косметике и отодвигаясь от него максимально далеко. Он вздрагивает, словно от пощечины, губы кривятся, в глазах… боль. Он не отпускает меня взглядом. Стискивает мою руку еще сильнее. И говорит тихо, твердо, уверенно:
— Олечка, надо… Я знаю, тебе страшно. Все важное делать всегда страшно. Но нужно. Сильные поступки и сложные решения, Оль… это баланс. Когда страшно… это правильно, родная. Значит ты еще не сдох.
— Я не могу, Саш… — слезы отчаяния и ужаса стекают по щекам. — Я не могу… не готова. Пожалуйста! Ну, пожалуйста!
— К этому нельзя быть готовым, малыш. К этому нельзя подготовиться, ты же сама мне говорила, помнишь? Вдохни и выдохни. И пойдем. Тебе это нужно. Пора… — его голос дрогнул и сорвался, на мгновение прикрывает глаза и вновь смотрит на меня, вновь тихо, вновь, уверенно, — я рядом. Ты не ошибешься. Пора отпускать. И жить. Я рядом, поняла меня? Я с тобой рядом до самого конца. Время пришло не только принимать, но и пережить. Ты больше не одна.
Не могу ничего сказать, в горле спазм. Внутри бьется страх, бьется до боли в ребрах. Отрицательно мотаю головой, с мольбой глядя на него.