Вздохнув, позвонила на первый номер и попросила приехать ко мне в кафе с фото. Она приехала. На Корвете, с красной полосой на боку. Я выходила из Панамеры и, бросив быстрый взгляд на абсолютно целое крыло, невольно застыла, когда девушка покинула салон. Миниатюрная, темноволосая, очень красивая. И заплаканная.
Она поздоровалась и мы пошли в кафе. Алиса положила передо мной фотографии и благодарно кивнула на поставленной Светой чай. Я, сдерживая дрожь, перебирала фотографии. Игорь… очень фотогеничен, просто очень. И они везде вместе. Глаза святятся у обоих. Поднимаю взгляд на… девочку совсем. Ей едва за двадцать же. Хрупкая, нежная, красивая даже в этом состоянии неприкрытого горя. Она смотрит в сторону, а у меня екает сердце — она действительно вызывает желание заботиться. Алиса чувствует мой взгляд, прикрывает темные глаза длинными дрожащими ресницами и громко сглатывает подступающий к горлу всхлип. Тактично перевожу взляд на фотографии и у меня леденеют пальцы, потому что передо мной изображение где Игорь и Алиса стоят на летней веранде, он находится позади нее, обнимает за плечи, крепче запахивая на ней плед. Взгляд зелено-карих глаз спокоен, умиротворен… так уравновешен. Улыбка теплая, очень красивая, мягкая такая… Сердце ошиблось и защемило тоской и сожалением, кончики пальцев, держащие фотографию, мелко задрожали. Это фото. Нужно взять это. Его выражение лица… но господи, я не хочу, чтобы Зорин видел… Алису в одеялах.
Несколько нервозно перебираю оставшиеся фотографии. Не то. Взгляд не тот. Часто смотрит на нее. Обнимает и смотрит. Взгляд везде одинаков, но его не поймешь, пока не знаешь историю Зориных — бесконечная боль, покрытая теплом. И на дне его глубоких зелено-карих глаз то же самое, что я так часто ловила у Саши — чувство вины. Господи, Игорь, прости нас… Мурашки бегут по рукам, едва сдерживаю подступающие, душащие горло слезы.
— Я тоже очень люблю… хотела бы это фото… — наконец очень тихо нарушает тишину Алиса, не отрывая взгляда от той, что я отложила. — Здесь все было хорошо. Четыре месяца. Потом опять…
С трудом сглатываю, медленно выдыхаю, давая себя паузу, чтобы взять себя в руки и поднимаю на нее взгляд. Она давится чаем, давит себя, на мгновение прикрыв глаза и тихо продолжает чуть дрожащим голосом:
— Игорь… я не могла видеть, как он принимает, а он не мог… у него не получалось отказаться, и он всегда уходил, потому что не хотел меня этим мучить. Он в те моменты просто становился другим. Совсем. Жестким, очень жестоким, каким-то не… не моим. У нас странные отношения. Мы постоянно сходились и расходились, когда опять начиналось… а потом он возвращался… а я не могла сказать ему «нет», хотя пыталась, много раз, но… Игорь от своего не отступается, когда он… в себе. — Снова титаническое усилие на подавление себя, при взгляде на его лицо. — Он правда хороший, добрый очень, заботливый… просто… просто я не знаю, почему он так. Он говорил, что понимает, что это… один итог, пытался объяснить что-то… Но он сам не понимал, что хотел мне объяснить. Он так и говорил, что не знает как пояснить то, что с ним происходит… я читала статьи, мы к наркологам ездили, они говорили… они смотрели на него, как будто… будто бы приговор и все, а он иногда будто бы совсем не хотел ничего менять и опять начинался ужас…
Мои пальцы трясутся так, что я не с первой попытки прикуриваю. Алиса снова подавляет себя и поднимает на меня замученный взгляд.
— Алис, — сглотнув, протягиваю руку и мягко касаюсь ее пальцев вцепившихся в фаянс чашки. — У Игоря были наследственные проблемы, но выявили это слишком поздно. Я знаю, как это сейчас прозвучит, но… он был не виновен в том, что с ним происходило. Точнее не он был в этом виновен. Игорь просто не понимал, как с этим справляться. У него… — сглатываю слово «было», — биполярное расстройство или иначе маниакально-депрессивный психоз. Это заболевание обычно начинается в более зрелом возрасте, но наследственность Игоря не оставила ему шансов.
И сжала ее пальцы крепче, потому что она сжалась и заплакала, не то чтобы отпуская и понимая, но… явно почувствовав что-то похожее на облегчение. Алиса выпила чай, с трудом успокоилась и с благодарностью посмотрела на мою руку, все так же крепко стискивающую ее ладонь.
— Он говорил о вас… по другому, — едва слышно шепнули ее губы. — Он вообще не любил говорить о семье, я почти ничего не знаю. Знаю, что есть старший брат, Саша, но о вас он говорил… по другому.