— Что?
— Вы же Ева? Он говорил о вас… — она замялась, не решаясь поднять на меня взгляд.
— Я Ольга. Саша развелся с Евой, — мягко улыбнулась я, глядя в ее несколько растерянные глаза.
Позднее, тепло с ней попрощавшись, я сидела в машине и не решалась позвонить Саше, не отпуская взглядом фото в своих чуть дрожащих пальцах, но раза с третьего все таки послала вызов Зорину. К моему счастью он был занят по уши, поэтому на мое осторожное предложение самой отвести фото и заверения, что оно правда хорошее, лишь устало согласился.
А дальше были похороны. Мой личный ад со своими кругами. Не по Данте, хотя сходство определенно было, но то мои личные круги…
Первый круг — начался с момента как мы сели в машину Зорина и я осторожно переплела наши пальцы. Он был чуть бледен, лицо непроницаемо, сжал мои пальцы до отчетливой боли и тут же отпустил. И я поняла — он начал себя давить. Жестко и беспощадно, у него тоже стартовали свои личные круги, неизвестно какие по счету… Но сунуться к нему сейчас было бы большой глупостью — он не готов, он только начал знакомство со своими новыми демонами.
Второй круг — момент в квартире Игоря. Он ушел в его спальню, я пошла следом, чтобы увидеть, как он сползает спиной по стене в его спальне, закрыв лицо руками и рыкнув мне, застывшей у косяка к нему не подходить.
Следующий круг — их родители. Миловидная русоволосая женщина и статный, седовласый мужчина держались достойно все похороны, пока я, незаметно для окружающих, сжимала пальцы Саши, смотревшего на гроб с телом его младшего брата. Они к Саше так и не подошли. Как и к Игорю. Вызвав во мне липкое чувство неприязни. Здравствуйте, демоны. Вас я тоже ставлю в один ряд с Ларисой и буду ненавидеть — моя холодная улыбка, когда я столкнулась взглядом с глазами женщины. И крепче сжала пальцы Саши.
Четвертый круг — когда я едва сама не сорвалась — Игорь. «Оль ты никогда не замечала, что мертвые кажутся такими… маленькими?». Игорь… спокоен. Он был спокоен. Не знаю, за сколько лет он впервые казался спокойным. Игорь высок и красив, но какой-то более утонченной красотой, чем мужественный Саша. Какой-то ранимой, нежной красотой. Он казался там тонким, хрупким. Не уместным на белом шелке отделки своего гроба. Сердце зашлось, когда я склонялась к его лицу и едва сдерживая всхлип стыда и вины, прошептав «прости». Прости за то, что тебя этот мир жрал с самого рождения, но никто так и не понял твоей войны, разрушающей прежде всего тебя самого.
Меня немного потряхивало, когда я снова встала за плечом Зорина и он сам нашарил мои пальцы и сжал их до боли. Это похороны его брата, а он успокаивает меня. От этого всего четвертый оказался самым мучительным. Я с трудом подавила себя, и встала так, чтобы наши переплетенные пальцы не было видно никому.
Мой пятый круг — Алиса. Алиса была среди множества других людей, стояла прямо рядом с Евой в некотором отдалении, и при одном взгляде на нее было ясно — держится из последних сил. Я чуть сжала пальцы Зорина и едва заметно кивнула в сторону девчонки. Он проследил за моим взглядом, побледнел и кивнул мне.
Когда я подошла к Алисе и осторожно тронула ее за локоть, девочка сломалась. Вжалась в меня, зарылась лицом в плечо и горячо выдохнула, сдерживая рвущий на куски кошмар внутри нее. Оттянула ее от гроба, мягко оглаживая по волосам и чувствуя, как стремительно намокает мое плечо от ее слез. Взглядом не отпускала ровную спину Зорина, уже бросившего горсть земли на крышку опущенного в яму гроба.
И тут похолодел — Ева тронулась было к нему, глаза заплаканные, но взгляд нехороший. Внутри вскипела дикая ярость и ненависть. Ты что, сука, задумала? Сейчас? Прямо сейчас? Сука… Тварь…
— Алис, девочка, подожди меня секунду, хорошо? Я сейчас вернусь, Алис. Одну секунду и я вернусь, хорошо? — ласково зашептала ей на ухо, убирая прядь с заплаканного, искаженного болью лица, стараясь подавить кипящую, будоражащую злость.
Алиса, зажмурившись и часто дыша закивала и я торопливо, стараясь не привлекать к себе внимания пошла наперерез твари, бессовестной, бездушной суке, решившей ударить по Зорину в такой момент.
Она остановилась, когда я вышла на траекторию ее движения и встретившись с ней взглядом холодно приподняла бровь, твердо сжав челюсть. Ева метнула взгляд за мою спину и потом на меня, глаза ее потемнели, губы твердо сжались. Напряжение между нами напитывало воздух, чувствовалось физически, заставляя окружающих несколько растерянно оглянуться на нас.