— Завтра все обсудим, хорошо? — прошептал мне на ухо, когда я вышла из машины припаркованной у его подъезда и он подхватил меня на руки. — Но я думаю, январь…
Только хочу возмутиться, но он снова просительно произносит «завтра все. Олька все это оставим на завтра. Сегодня наша ночь» и кивает себе на карман своей куртки, где лежат ключи, чтобы я открыла домофон к которому он подошел со мной на руках.
Честно говоря, я бы предпочла, чтобы эта ночь не заканчивалась и завтра никогда бы не наступило. Потому что когда я вышла к нему из душа, то утонула в его глазах, и возвращаться в мир уже не хотела.
Он повалил меня на постель, навис сверху, с нежностью скользя пальцем по моей скуле вниз до губ, которые рефлекторно пересохли и приоткрылись под тянуще-теплым взглядом зелено-карих, почти черных в полумраке спальни глаз. Он отстранил палец от моих губ, чтобы прильнуть к ним своими. Бархатный поцелуй, с привкусом горечи виски и карамели на языке. Будоражащий и такой… необходимый. Обхватываю руками его шею, чтобы теснее прижаться к его груди. Знаю, что это мешает ему расцепить узел полотенца на мне, но он меня не отстраняет. Краткие, но парадоксально долгие секунды на борьбу с его одеждой, отлетающей вместе с полотенцем куда-то в угол комнаты.
Кожа к коже, язык к языку и мое тело дрожит под его телом. Дрожит от невыносимого удовольствия, скользящего под кожей, от его запаха на мне, от его тяжести на мне.
Поцелуями по моей шее вниз. Он кратко усмехается, когда останавливается у моей ключицы. Скользит по ней языком пробуждая мурашки и ставит зеркальный след моей метки, подавив мой протест кратким сжатием моего горла. Его зубы касаются моей кожи в месте следа, аккуратно, но со значением. Нажим на моей шее ослабевает и я с возмущением смотрю в это ироничное лицо с вопросительно приподнятой бровью, но сказать ничего не могу, потому что он, усмехнувшись, с силой проведя ладонями по моим ребрам вверх, переходит на плечи, пробегаясь по ним пальцами до предплечий и кистей, чтобы вжать их в батист простыней и одновременно прильнуть губами к груди.
Теряюсь от ударившей в голову горячей тяжести, тут же перетекающей вниз и оседающей, концентрирующейся внизу живота. А его губы идут ниже, язык оставляет влажную дорожку на коже живота покрывшейся мурашками. На миг отпускает мои руки, чтобы развести мне колени и закинуть их себе на плечи. Секунда глаза в глаза и он опускает голову, а меня выгибает под его пробным легким прикосновением. Руки дергаются к его голове, но он только сильнее вжимает мои кисти в простыни.
Кислорода сгорающему телу не хватает, несмотря на мое учащенное дыхание. Которое срывается при каждом движении его языка. При нажиме и скольжении и снова нажиме. Сквозь бешенный набат сердца в ушах слышу собственный скулеж от невыносимости и яркости ощущений заставляющих мышцы сокращаться, а тело елозить под ним. А он пытает, издевается, он все видит и считывает. Дразнит, то усиливая нажим, то ослабляя, не давая стягивающей внутренние органы силе, чтобы нахлынуть и захлестнуть. Это все изводит, заставляет подаваться вперед, вести бедрами, срываться мольбами с покусанных губ и почти ничего не различать за все нарастающим шумом в голове и темным всполохам перед глазами.
Слышу тихий, рассыпчатый смех и хочу его убить, но он снова прильнул, снова надавил, вакуум в его рту и мягкие настойчивые скольжения языка — грань подступила так близко, что тело уже сжалось, готовясь сорваться. Мышцы стянуло обостренным напряжением, в голове воцарилась наэлектризованная им тишина и… он отстранился. Я только хотела отчаянно взвыть, как почувствовала, как он вошел. Резко. Толчком. Ударом. До конца.
Уничтожило взрывом и подбросило на постели, но он навалился сверху, прижимая собой мое бьющееся, скручиваемое в судорогах и стонах тело, неистово повторяющее его имя, пока меня сжигало и расщепляло внутри этого тела. Каждая клеточка, каждый рецептор искажало дичайшим, невыразимым и непередаваемым наслаждением, пульсирующим, разметающим волнами все внутри. Втягивала воздух со свистом, ощущая уже слабеющие накаты волн на сознание и слабо подвергающиеся мышцы, когда он начал двигаться. Как-то странно, необычно, будто знал… удерживая волны, не давая им окончательно схлынуть, срывая мне дыхание и выпивая его остатки поцелуями. Прижался с силой, фактически вдавливая собой, и движения интенсивнее, со все возрастающей амплитудой, подстегивающей, напитывающей мощью и горячим мраком почти схлынувшее безумие, снова пускающей напряжение в мышцы и скрадывающей мой голос, о чем-то умоляющий и бесконечно повторяющий его имя, периодически срывающийся на стоны, когда я чувствовала, как разум снова почти полностью погружается в хаос.