До ушей донесся легкий свист… Вторая волна стрел собрала куда большую жатву. Солдат, стоящий перед Болтуном, дернулся, щит на глазах развалился — и его шея и грудь сразу же ощетинились перьями. Раскрывая и закрывая рот, точно рыба, выброшенная на берег, новобранец опустился на колени.
Мужчины вскрикивают, замертво падают в утоптанную от сотен ног грязь. Земля надрывается в предсмертном вопле, нехотя принимая страшный дар — горячую кровь.
Болтун бросил ненужный меч под ноги, вцепился обеими руками в щит. Последовало несколько тяжелых ударов, которые расползлись онемением от кистей до локтей. В этот раз стрелы не пробили дерево и бронзу.
Строй сомкнулся: новобранцы, ступая по мертвецам, закрыли стоящих за спинами. Горячая волна благодарности растеклась в груди Хена. Он, наверное, впервые почувствовал чью-то поддержку. На миг все солдаты стали единым, закованным в прочную броню, существом. Сердца забились в едином ритме, исчезли желания и обиды.
Стрелы свистят, отскакивают от бронзовых поверхностей. Град, приносящий смерть…
Наконец, всё стихло. Ожидая подвоха, новобранцы продолжают закрываться щитами, непонимающе смотрят друг на друга. Под их ногами корчатся раненные. Хен нервно засмеялся, заставил себя успокоиться, прекратить, но не смог. К его удивлению стоящие рядом с ним широко заулыбались. Даже Лысый оскалился, хотя одна из стрел угодила ему в плечо. Усиливающийся смех прокатился по строю.
Рожки затрубили отбой.
Сняв с руки ремешки и отбросив подальше щит, Болтун сел на землю. Из него словно высосали все силы, только сейчас пришло осознание, насколько же он устал. Каждая часть тела отдается глухой болью, трясет так, что зубы стучат, судороги сводят икры. Старшие бегают по рядам, находят раненых и подзывают лекарей — уйти с поля нужно как можно быстрее: следующие пятьсот неудачников должны получить свою порцию унижений. Им придется сражаться под покровом ночи, а это еще страшнее.
На всё наплевать. Сейчас бы только добраться до кровати…
Толпа переполошилась. Многие принялись показывать пальцами на ворота. Хен сосредоточился. Сердце замерло. Черные жирные клубы дыма клубятся над стенами — там, где выстроены казармы. Танцуют гигантские языки пламени, точно разверзлись врата Сеетры. Болтун вскочил и рванул к городу, наплевав на приказы старших. Ветер засвистел в ушах.
Нет-нет-нет-нет!
Последние пять дней гушарх-капитан запрещал брать на тренировки свое жалованье. И с привычкой новобранцев таскать с собой монеты боролся жестко — отнимал заработанное и избивал до полусмерти. Приходилось прилагать неимоверные ухищрения: кто-то пришивал внутренний карманы на рубахах (всегда заканчивалось плохо), кто-то закапывал добро, кто-то отдавал местным городским банкирам под грабительские проценты, а кто-то даже прятал кошели в нужниках. Болтун же придумал, как ему показалось, самый простой, но гениальный способ сохранить деньги: в оружейной нашел на полу плохо подогнанную деревяшку, под которую ночью, пока никто не видит, то и дело прятал монеты.
Но теперь казармы горят.
Хен проскочил ворота. Лицо обдало волной жара — пришлось даже зажмуриться. Пламя полыхает так высоко, что кажется облизывает вечереющее небо, воздух рябит мерцающими струйками, деревянные стены и крыши, объятые огнем, трещат и плюются оранжевыми светляками. В ноздри ударил запах гари. Вокруг пожарища толпятся горожане, гвардейцы и новобранцы — никто не бегает с ведрами воды.
Гушарх, держа в руке горящее бревно, возвышается над людьми, наблюдает.
Хен понял всё сразу: пока он с остальными корчился под градом стрел, капитан явился в город и поджег казармы. Зачем? Почему? В этом нет смысла.
К горлу подкатил предательский комок. От слез мир расплылся яркими кляксами. Всё напрасно. Деньги за шесть месяцев пропали. Я не смог… Прости, сестренка.
Глава вторая. Хара
— Еще не надоело у нас? — спросил Метин, отпив из бокала с вином. — Слышал, в Геткормее бывают месяцы, когда становится невероятно холодно. И выпадает… как его…
— Снег, — подсказала Хара, шагая чуть позади него. — Он встречается лишь в Яграте — и то не всегда. В остальном же у нас во многом похожий климат, тгон.
Торговец воскликнул:
— Вы мне льстите! — Голос его, теплый и бархатистый, обволакивал, как шерстяная накидка. — Я совсем не похож на тгона. У меня нет ни хорошей родословной, ни огромных богатств. Мои возможности, к сожалению, очень скромны, Арах!
Он назвал её имя наоборот, пытаясь тем самым запутать злых духов, как принято в Великом Карлаге. Лесть на лесть, всё как всегда.