Старик аккуратно снял с кистей четки, бережно, точно держит только вылупившегося птенца, положил их в широкий карман халата.
— Вы так добры, — вымолвил он. — Вижу, вы сегодня в простой одежде. Добрый знак.
— Почему? — спросил тгон. — Есть какие-то скрытые смыслы в складках моей туники? Или предсказываете будущее по пятнам от вина?
— Вовсе нет. Обыкновенная житейская наблюдательность: вам, о мудрейший, гораздо комфортнее ходить в обычном балахоне, чем щеголять в золотых украшениях.
— Не забывайся, собака! — воскликнул управляющий.
Релин бросил хмурый взор на него, махнул рукой, призывая успокоиться. Затем повернул голову в сторону седобородого.
— Как устроились? — спросил он.
— Хорошо, господин, — ответил Жакерас, продолжая тепло улыбаться. — Жаль лишь наших верблюдов — бедные животные служили нам верой и правдой долгие месяцы. И так бесславно закончили…
— Как только в ближайшие дни бунт подавят, я возмещу потери, — сказал тгон.
— Это очень благородно с вашей стороны, о величайший.
Одна из свечей на ближайшем треножнике погасла, оставила после себя космы седого дыма. Тьма тут же воспользовалась случаем и пожрала часть колонны. В груди Релина разлился холод, схватил ледяными скрюченными пальцами сердце. Чувство ирреальности происходящего усилилось. Будто, кроме главного зала, теперь больше ничего не существует. Стоит только войти во мрак — и всё, навсегда затеряешься. Не нащупаешь двери, не наткнешься на стены, не услышишь шум толпы.
Озноб прокатился по телу.
— Вы хорошо себя чувствуете? — спросил седобородый.
— Да… Я… вспомнил кое-что, — соврал тгон. — Из далекого прошлого.
— Я не буду ходить вокруг да около, о величайший: мы с братом не просто так ждали вас здесь. Дело неукоснительной важности. Об этом стоило поговорить еще раньше, но, к сожалению, обстоятельства выше нас.
Хжай сложил руки на груди:
— О чем вы?
— В первую нашу встречу, уважаемый, я сделал довольно громкое заявление, — сказал старик. Серые глаза блеснули, как звезды. — И не подкрепил их доказательствами. Мне кажется, стоит исправить это.
Релин не успел и слово вставить: Жакерас вытащил из-за пазухи длинный кривой кинжал и скользнул острием лезвия по шее «брата». Кровь из широкой раны брызнула тугой мощной струей, испачкала мраморные плиты пола. Великан даже не вздрогнул, вызывающе смотрит на него, губы искривлены в подобие улыбки. Релин вжался в трон, едва удержался от звериного желания убежать как можно подальше от сумасшедших.
— Надеюсь, таких доказательств, о величайший, будет достаточно, — сказал седобородый, вытирая лезвие кинжала платком.
— Что… вы… сделали?… — спросил управляющий, тяжело дыша.
— Вам не о чем беспокоиться, господа.
Гигант рухнул на колени в лужу крови, лицо стало неестественно бледным, как лист тошатханской бумаги. Но вдруг вырезанный на шее алый рот с хлюпающим звуком начал затягиваться. Релин не поверил глазам, посчитал за игру воображения. Прошло еще немного времени — и рана исчезла, не осталось даже шрама.
— Этого просто не может быть… — прошептал пораженный Хжай.
— Какой-то сложный фокус? — спросил Релин, разлепив сухие губы.
— Нет, величайший. Если вы хотите, можете повторить подобное со мной. Я даже соглашусь на более изощренные, скажем так, пытки. Попробуйте отрубить мне голову или руку — сделайте всё, на что способна ваша безграничная фантазия. И вы поймете: в моих словах нет ни капли безумия. Я и братья — бессмертные.
Натекшая на плиты кровь свернулась. Брызнула яркой белой вспышкой, от которой пришлось зажмуриться. Как только зрение вернулось, Релин хмыкнул: пол и одежда гиганта чисты, ни следа алых пятен.
— Довольно неожиданное… хм… представление, — сказал тгон.
Дальние врата открылись, и в ярком свете коридора показалась фигура капитана.
— Рабы штурмуют башню, повелитель! — пророкотал он густым басом.
Началось…
Интерлюдия. Вор и ускользающая реальность
Встав в шаге от обрыва, я сложил руки за спиной. Ветер, как любовница, нежно проводит теплыми невидимыми пальцами по лицу. Ноздри щекочут запахи леса, манящие, сладостные, успокаивающие. На языке горечь сосновой смолы, едва ощутимая сладость кипарисового масла… Отсюда, с огромной высоты гор, открывается отличный вид на равнину.
Я буду единственным зрителем на предстоящем представлении.
Ждать осталось недолго: внизу уже выстроились воины, готовые напоить кровью мечи, топоры и копья. Фаланги против фаланг, пехотинцы против пехотинцев, конница против конницы. Блестят надраенные бронзовые доспехи, прокатываются по равнине ревы сигнальных рогов. Если прислушаться, можно услышать даже грозные крики капитанов, подгоняющие солдат.