Говард начал нервно смеяться, мысленно представляя себе серый мозг Флеминга, плавающий в аквариуме с кристально прозрачной жидкостью. Отсмеявшись, он осведомился:
— Машина? Какая машина?
— Космическая станция. Думаю, это самая сложная машина, которую когда-либо создавали. Это она привела в действие огни и открыла дверь.
— Но зачем?
— Надеюсь, что скоро разберусь с этим, — заявил Флеминг. — Теперь я являюсь ее частью. Или, может, она составляет часть меня. В любом случае, она нуждается во мне, поскольку она, в сущности, не разумна. Это я привнес разум.
— Вы? Но ведь машина не знала, что вы появитесь!
— Я не хочу сказать, что она ждала именно меня. Тот человек на корабле, он, вероятно, и был предназначенным оператором. Но и я справлюсь с этим делом. Мы доведем до успешного осуществления планы конструктора.
Говард заставил себя успокоиться. Пока он не мог больше размышлять. Единственной его заботой было найти выход из станции и добраться до своего корабля. Для этого требовалось содействие Флеминга. В нем, казалось, еще достаточно человеческого, но был ли он человеком?
— Флеминг? — осторожно позвал Говард.
— Да, старина?
Начало выглядело ободряющим.
— Вы можете вывести меня отсюда?
— Думаю, да, — ответил голос Флеминга. — Я попытаюсь.
— Я вернусь с нейрохирургами, — пообещал Говард. — С вами все будет хорошо.
— Не беспокойтесь за меня. Мне очень хорошо, — ответил молодой человек.
Говард потерял счет времени, в течение которого шел. Один узкий коридор следовал за другим, переходя затем в новый. Он утомился, ноги начинали деревенеть. Он поел на ходу. В ранце находились сэндвичи, и он механически жевал, чтобы поддержать силы.
— Флеминг, — позвал он, останавливаясь передохнуть.
Через некоторое время, довольно продолжительное, он услышал едва узнаваемый звук, похожий скорее на трение металла о металл.
— Да?
— Сколько еще? — спросил Говард.
— Недолго, — проскрипел металлический голос. — Устали?
— Очень.
— Сделаю все от меня зависящее.
Голос Флеминга был пугающим, но тишина страшила еще больше. Говард напряг слух, ему показалось, что в глубине станции пришел в движении какой-то механизм.
— Флеминг?
— Да?
— Что все это? Станция обстрела?
— Нет. Пока я не знаю характера ее деятельности. Я еще не полностью включился.
— Но она имеет назначение?
— Да! — металлический голос проскрежетал так громко, что Говард поморщился. — Я снабжен прекрасно функционирующей аппаратурой внутреннего контроля. Только в температурном регистре я могу пробежать диапазон во много сотен градусов в течение одной микросекунды, я уже не говорю о моих резервах химических веществ, источниках энергии и обо всем остальном.
Говард не стал уточнять эти слова. Похоже, Флеминг сливался с машиной, растворяя свою индивидуальность в индивидуальности космической станции. Он заставил себя спросить:
— Почему вы до сих пор не знаете, для чего она служит?
— Недостает главной детали, — сказал Флеминг после паузы. — Необходимой матрицы. Кроме того, я еще владею не всеми средствами контроля.
Заработали другие машины. Переборки вибрировали. Говард чувствовал, как дрожит под ним пол. Создавалось впечатление, что станция пробуждается, потягивается, перегруппировывает свои силы. У Говарда возникло ощущение, что он оказался в брюхе какого-то невообразимого морского чудовища.
Он шел уже несколько часов, оставляя за собой огрызки яблок, апельсиновую кожуру, косточки и хрящики, оберточную бумагу, пустую флягу. Он ел безостановочно, его голод был приглушенным, но постоянным. Во время еды он чувствовал себя в безопасности, поскольку это связывало его со своим кораблем и Землей.
Внезапно, скользнув в сторону, открылась секция боковой переборки. Говард отпрыгнул в сторону.
— Входите, — произнес голос, принадлежащий, очевидно, Флемингу.
— Зачем? Что это такое? — Он посветил в отверстие и увидел движущуюся полосу пола, уходившую в темноту.
— Вы устали, — продолжил голос, похожий на голос Флеминга. — Так будет быстрее.
Говард хотел сбежать, но деваться было некуда. Придется довериться Флемингу.
— Входите.
Говард покорно перешагнул комингс и сел на движущуюся ленту. Перед ним была тьма. Он лег на спину.
— Вы узнали, для чего служит станция? — спросил он в темноту.
— Уже скоро, — ответил голос. — Мы не обманем их надежд.
Говард не осмелился спросить, чьих надежд не обманет Флеминг. Он закрыл глаза и дал мраку поглотить себя.