У людей в Зазеркалье это понятие еще и разделяется по религиозному признаку, есть мораль христианская, мораль мусульманская и даже есть атеистическая мораль. Поэтому и конфликты между людьми бывают как сугубо этические, когда между собой спорят физики и лирики, так и основанные на противоречиях моральных правил, когда между собой ожесточенно воюют христиане и мусульмане. Тем не менее каждая моральная доктрина выдвигает такие духовные ценности, которые, не смотря на различие суммы этик в сводах моральных правил, все-таки объединяют людей.
Более всего это порадовало Уриэля, которому понравилось то, как ловко и хитро я выстроил пирамиду духовных ценностей и поставил во главе всего нравственность, как высший примат поведения для всех разумных существ, появившихся на свет по воле Господа Бога и благодаря таланту Создателя. По-моему это поняли все мои друзья. Прикуривая сигарету, я объяснил этому черному, пернатому умнику:
- Блэкки, надеюсь мне не стоит доказывать тебе того, что в тот момент, когда наша прелестная русалочка, обнажила свое божественное тело, отдавая себя в жертву за возможность исцеления её любимого от страшных ран, во мне было, как бы два человека, один, - художник, для которого созерцать такую красоту было огромным наслаждением, а другой просто человек, которому дали ясно понять, сколь велика сила любви этой маленькой красавицы. Пойми же, наконец, Блэкки, если бы я повиновался зову своей плоти, то я бы оказался куда более гнусным чудовищем, чем крылатые дьяволы и тот тиранозавр, против которых я уже сразился однажды. Мне даже не пришлось испытать душевных волнений и бороться со своими страстями. В тот момент у меня их просто не было, я смотрел на эту красавицу и любовался ею, как любуюсь любой прекрасной картиной. Ну, а то, что я позволил себе любоваться таким красивым телом, я вовсе не считаю безнравственным, как и тот невинный поцелуй, который я подарил Олесе, восхищаясь её любовью к благородному рыцарю сэру Харальду Светлому. Понимаешь, старина, я просто предпочитаю не совершать лишний раз безнравственных поступков, чтобы не устраивать потом в своем сознании персональный ад для одной единственной и к тому же своей собственной души.
Слава Богу, что эта болтливая птица удовлетворилась моим ответом, а то моя рука уже сама собой тянулась к пистолету. Как раз через несколько минут мне попалась на глаза лужайка с камнями и я сделал то, что было заранее решено и сделал это вовсе не под влиянием сказанного. Когда мы снова тронулись в путь, Блэкки вновь сидел на луке моего седла, превращенной в насест для этой здоровенной пташки. Мы отмахали быстрым галопом еще несколько десятков километров, пока впереди не показался Черный лес. Это заставило меня пустить Мальчика шагом и старый ворон-гаруда опять затеял со мной разговор. Вспомнив мою последнюю фразу об аде, он, вдруг, как-то очень уж резко сказал мне:
- Мастер, что это ты вечно толкуешь об аде? У тебя что ни слово, так черти и дьявол. Ладно бы ты находился в Зазеркалье, где эта байка повсеместно в ходу, но ты же все-таки находишься в Парадиз Ланде.
Погладив ворона по спине, я миролюбиво сказал ему:
- Блэкки, это всего лишь фигура речи. Знаешь, старина, я и в Зазеркалье не особенно верил в ад и находил тому одно единственное объяснение.
Ворон немедленно встрепенулся.
- Это какое же, если не секрет?
К нам тут же подтянулся бескрылый ангел Уриэль и Конрад, который удобно расположился на крупе Доллара. Усмехнувшись, я ответил ворону:
- Блэкки, у нас в Зазеркалье принято считать, что тело это лишь смертная оболочка и оно является храмом души. Уж коли тело храм души, то оно же и её узилище и после смерти душа обретает свободу. Вот тут-то и начинается самое интересное, ну, где ты найдешь такого черта, которому будет под силу связать душу и заставить её лизать раскаленную сковородку за то, что она врала при жизни напропалую? Душу нельзя подвергнуть никаким пыткам и мукам, кроме мук собственной совести, так что ты должен понять меня, старина, ведь я эгоист до мозга костей, а потому жутко люблю комфорт и не только комфорт чисто физический, но и душевный. Поэтому я предпочитаю быть честным со всеми разумными существами, находить с ними контакт по-доброму, а не искать ссоры и делать им приятное ожидая, что они ответят мне тем же. - Понизив голос до трагического шепота, я открыл ворону-гаруда свою самую страшную тайну - Правда, с некоторых пор я нашел еще одну классную примочку для своей души, которая частенько мучается по одному важному поводу, да и то это произошло благодаря моей возлюбленной, Лауре. Видишь ли, Блэкки, моя любимая считает, что я уникальная личность, способная осчастливить любую женщину. По-моему, малышка сильно преувеличивает, но меня это вполне устраивает и потому я решил, что пока я нахожусь в Парадиз Ланде, то буду волочиться за каждой красоткой, если та только подмигнет мне. Сам понимаешь, старина, что покуситься на юную русалочку, для которой Харальд это первая и единственная любовь, мне было абсолютно не в кайф тем более, что в Парадизе достаточно других красоток, жаль только, что мимо фей я проехал, а ведь там была одна такая фифочка, просто класс! Ну, ничего, это упущение я постараюсь как-нибудь исправить. Еще не вечер.
Темный и мрачный лес был уже в нескольких сотнях метрах от нас и ворон-гаруда сорвался со своего насеста и полетел к нему, что бы узнать, что нас там поджидает. Он, как и все мои спутники, прекрасно понимал, что в нашей дружной и слаженной команде лишь я один подвержен болезням и ранам, усталости и холоду, всем прочим неприятностям, которые могли завершиться смертью. Сам же я уже нисколько не боялся смерти, но и не торопился откинуть копыта, поскольку имел множество обязательств, особенно перед своей дочерью, которая ждала меня в Зазеркалье.
Поэтому Блэкстоун ни на минуту не забывал о своих обязанностях разведчика, часового и моего телохранителя. Крылья его были сильны и всегда заряжены, каждое шестью тяжелыми, ядовитыми перьями-дротиками, которые он умел метать с чудовищной силой и отменной меткостью. Блэкки был готов незамедлительно пришить любого, кто только посягнет на мою жизнь, впрочем, он ничем не отличался в этом от Уриэля и Лауры, Осляби, с его братьями, а теперь еще и Харальда и нашей русалочки Олеси.
Русалочка, не смотря на её прелестные, миниатюрные размеры, всем свои видом выказывала, что она готова немедленно закрыть меня от врага не только своим миниатюрным телом, но и всей силой магических формул, которые были известны одним только русалкам и были опасны даже самому Создателю. Бирич был не совсем прав тогда, когда говорил мне о том, что любой может обидеть русалочку. Фиг ты их обидишь, а поскольку я ничем не оскорбил Лесичку, то теперь мне было очень приятно и спокойно ехать рядом с такими спутниками.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.
О которой, мой любезный читатель, в то время, когда происходили описанные в ней события, мне очень хотелось думать как о последней главе, рассказывающей о моем многотрудном и таком непростом путешествие. Однако, прочитав эту главу, мой любезный читатель узнает о том, что произошло после того, как мы подъехали к Черному лесу, зато заканчивается глава событием, которое взволновало меня более всего и запечатлелось в моей памяти навечно.
Лисья дорога уперлась в густой, высокий, черный лес, который стоял перед нами, сплошным частоколом из огромных елей с острыми сучками. Рыжее тело дороги внезапно разбилось на несколько тропинок, которые убегали вглубь леса, раскинувшись от опушки веером. Было всего четыре часа пополудни, но мне от чего-то не захотелось заночевать в этом лесу из которого тянуло сыростью, плесенью и другими малоприятными запахами. Окинув взглядом окрестности и не найдя ничего подходящего, я поставил Кольцо Творения в рабочее положение и принялся быстро шуровать им вдоль опушки леса, собирая нужные мне стройматериалы.