— Как тебе, удобно здесь? — спросил я.
— Да, нормально… — кивнула она, но через пару секунд нелепо завопила: — Предатель, сука! Как ты мог?!
— Неужто ты серьёзно полагала, что я продам отца за поцелуй от тебя? Это же дичь полная.
— Это не дичь! — закричала Селин. — Это просто ты мразь!
— Как же это «не дичь»? Просто признай, что это было глупо с твоей стороны.
— У нас разное мышление.
Я покачал головой.
— Твоё мышление — глупое. Даже моя сестра Бильге не такая тупая, как ты. А ведь я думал, что тупее неё никого нет.
Селин взглянула на решётку, на потолок, а затем снова на меня.
— Какой системой мер ты обычно пользуешься? — Вопрос ввёл меня в недоумение, но всё же я ответил:
— Английской. Дюймы, ярды, мили.
— Зачем? Это ведь неудобно. Твой отец, вся твоя родня — они все из Восточного Мирового Альянса и все используют Международную систему мер. Метрическую систему.
— Мой настоящий отец был американцем. Может быть в этом причина?
— Да никому нахуй не нужна Английская система меры! Это хуйня неудобная.
— Ну, и к чему ты клонишь? — устало выдавил я.
— К тому, что ты — не умнее меня!
Я призадумался: «А ведь действительно». Даже сам не помню, почему выражаюсь в Английской системе мер. Словно бы это одно из тех воспоминаний, что ко мне так и не вернулись.
— А ты какой системой мер пользуешься? — поинтересовался я.
— Английской. Как и ты.
Я нахмурился.
— Почему? Ты же из Ирландии… или откуда ты? Там ведь метрическая система в обиходе уже много столетий.
— Я немножко с ума сошла.
— В смысле? — нахмурился я.
— Как-то раз я сидела дома, никого не трогала. Завтра был выходной, и мама разрешила мне посидеть за компом до ночи. И тут я услышала, как соседи начали сверлить, что было странным — ведь время уже было позднее. И они сверлили… и сверлили… — Селин остановилась, глядя мне в глаза.
Через некоторое время я двинулся и понял, что она глядела в пустоту — её глаза не следили за моими движениями.
— И что? — спросил я.
Молчание затянулось. Селин продолжала пристально смотреть в одну сторону, будто зависший робот. Было довольно жутко.
— Эй! — Я начал щёлкать пальцами перед её лицом. Она не реагировала. — Селин?! Эй, очнись!
— Меня отвезли! — резко начала Селин; я аж дёрнулся от неожиданности. Она снова взглянула на меня и продолжила говорить очень медленно, просто до нелепости медленно и монотонно, будто находясь под гипнозом: — Я не помню, что случилось тогда, но когда я очнулась, я уже плыла по реке…
— Что?.. — прошептал я самому себе под нос, пока она говорила.
— И я наткнулась на скалы, — продолжила она, игнорируя меня. — Я выплыла на берег и… с тех пор… — Она опять остановилась.
— Что с тобой случилось?
Селин глядела куда-то вдаль, качая головой, но, через пару секунд, вновь перевела взгляд на меня.
— Там была кровь… много крови. Моей крови.
— Ладно?.. — Я уже хотел было встать с дивана, но Селин резко схватила меня за руку.
— Келвин! — завопила она.
— Что?! Что такое?!
— Останься со мной! Пожалуйста, не уходи!
Я резко оторвал свою руку от её хватки.
— Отвали! — Я двинулся в сторону выхода.
— Мы все мертвы, Келвин! Ты должен это понять! Прошу! Вернись!
Глава девятнадцатая
Автор.
Жизнь шла своим чередом, и день был довольно муторным. Тела Ракбы и его людей были похоронены в секретном помещении под объектом «Грязь». Тела солдат AUR запаковали в трупные мешки и увезли в штаб-квартиру.
Келвин боялся, что из-за исчезновения тигров Бенгала на Хакензе пойдут сомнительные слухи, но Серхан убедил его, что бояться нечего, ибо их группировка была абсолютно секретной, и никто не знал, что они вообще были связаны с Ракбой. А даже если эта информация всплывёт — это будет равноценно подтверждению того, что Ракба был террористом.
Серхан так же восстановил каркас Чандры и забрал прототип своего оружия из квартиры Мэйн-Куна. Тела Рокки и Фрэнки были убраны и увезены к остальным телам, а полы и стены отмыты до блеска Чандрой.
Солнце зашло, а затем наступила ночь. О той шизофрении, что произойдёт дальше, никто не имел даже малейшего подозрения.
Хэйли.
Я проснулась от неожиданного, пронзительного крика посреди ночи. Никогда ещё не слышала, чтобы кто-нибудь так страшно кричал, даже на войне.