— Франсис — папа Арно, это их семейный дом. Ну и мой теперь тоже, — улыбнулась она, опережая его вопросы.
«Некрасивая, — подумал Родион. — Но сколько жизни в лице, глаза прищуренные и эти морщинки возле губ… все настоящее».
Утром за ним никто не пришел.
Немного полежав, глядя в потолок, Родион встал и начал медленно одеваться. Кое-как умывшись, сунул в карман ампулу и шприц и двинулся в сторону дома.
Сад благоухал, где-то за кустистой изгородью отчетливо слышался шум моря. Эва сидела на бортике веранды и ела грушу. На ней была синяя мужская сорочка, волосы небрежно забраны в хвост. Рядом, на плетеном кресле, вальяжно развалился Арно с дымящейся чашкой в руках. Чернявый, экспрессивный, с подвижными птичьими глазами, он что-то рассказывал, активно жестикулируя.
Родион поднялся по ступенькам и поздоровался.
— А вот и наш Робинзон. — Арно продемонстрировал ровные белые зубы.
«Речным песком он, что ли, их чистит…» — с неожиданным раздражением подумал Родион.
— Приветствую, приветствую, — из кресла поднялся невысокий мужчина лет шестидесяти. У него было круглое гладкое лицо без малейшего намека на морщины. И абсолютно седые волосы. Жестом он пригласил Родиона присесть.
Разговор завязался легко и без лишних формальностей.
Франсис Ланзони был виноделом. Он вел семейный бизнес, который передавался из поколения в поколение уже на протяжении пятидесяти лет. Теперь подходил черед нового преемника, однако Арно выбрал другую дорогу. Отец говорил об этом с досадой, но ощущалось, что конфликт уже давний и во многом исчерпал себя. Арно работал режиссером в небольшом театре в Кальви. В летний сезон его труппа превращалась в странствующих трубадуров, дававших спектакли по всей Корсике. В последние годы Эва помогала ему с подбором актеров и организацией этих многодневных туров.
— Но я не теряю надежды, что лицедейство ему надоест и он займется, наконец, мужским делом, — не боясь обидеть сына, прокомментировал Франсис. — Арно всегда был необычным ребенком. Помнится, в детстве я не раз заставал его перед зеркалом, замотанного в плед, с тюрбаном из полотенца на голове — он изображал фараона…
— Бедуина.
— Вот-вот. Бедуина. Уже тогда нужно было насторожиться. Но твоя мать вечно тебя выгораживала… — Франсис покосился в сторону рамок с фотографиями, на одной из которых была изображена молодая женщина той счастливой породы, которой все прощают.
За беседой завтрак плавно перетек в обед. Родион, незаметно для себя, успел рассказать свою семейную историю в подробностях. В глазах компании он улавливал неподдельный интерес, и это подстегивало его доставать из чулана памяти самые любопытные эпизоды. Арно оказался благодарным слушателем: он очень бурно реагировал, смеялся, запрокидывая голову и хлопая время от времени ладонью по мускулистому бедру. Эва улыбалась и была немногословна. Она незаметно ушла в дом и вскоре вернулась с подносом, на котором лежали крупные помидоры, тонкие ломтики лóнцу, несколько видов сыра. Посередине возвышалась бутылка вина.
— А-а, вот и попробуете лучший vin de pays из Алерии. Часть моих виноградников осталась там, на востоке острова, — Франсис неопределенно махнул рукой куда-то в сторону. — Отец в свое время выкупил их у местных греков, хотя потом и пожалел…
— Почему?
— Двадцать лет назад нам пришлось сильно за них побороться…
Выяснилось, в семьдесят пятом в Алерии произошел конфликт националистов и властей, которые неосмотрительно отдали львиную долю аграрных земель беженцам из Северной Африки. Коренное население восприняло этот шаг как откровенную колонизацию. Новоиспеченные виноделы не стали терять время даром и принялись увеличивать объемы производимого вина, щедро добавляя в него разнообразные эссенции. Все это привело к скандалу во французской прессе и полному бойкоту местных вин. Корсиканцы, устав от бессмысленных попыток отстоять свои права, взялись за оружие, захватив один из погребов переселенцев.
— После той истории у меня в Алерии осталось только два надела, но не это главное. Когда кучку крестьян, защищающих свой исторический промысел, берет штурмом тысяча вооруженных полицейских, четыре танка, пять военных вертолетов, и на протяжении суток идет пальба, значит, власть осознает — на этом острове ей есть чего опасаться!
Последующие дни текли вяло и монотонно.
По крайней мере, Родиону так казалось, потому что он был предоставлен сам себе. Эва где-то раздобыла медицинский корсет, который вместе с обезболивающими позволял ему часами просиживать на веранде бунгало в удобном кресле, листая книги из гостевой библиотеки, где часто вместо закладок попадались засохшие листья и обертки от конфет. Эва вместе с Арно занималась подготовкой нового спектакля, ну а Франсис уезжал на весь день на свою винодельню.