В таком духе они проехали городок Ефремов, пролетели за двести пятьдесят рублей платную дорогу аж в полсотни километров длиной и притормозили у кафе «Славяночка» — время близилось к ужину. Тут же отдыхал с десяток машин, словно говоря: «Проверено, мин нет. Не отравят».
— Здравствуйте, гости дорогие, — сказала из-за прилавка осанистая, не старая еще хозяйка. — Присаживайтесь, выбирайте.
В ушах и на пальцах у неё блестело золото, не бог весть какое изысканное, но массивное. Пышная телом, уверенная, остроглазая — настоящая хозяйка придорожной корчмы. Вкусно накормит, сладко напоит, а в лихую минуту и чугунной сковородой размахнётся.
— Славная бабёнка… — Пассажир уселся за столик, взял меню, принялся выбирать.
Петрович неопределённо мотнул головой и посоветовал взять лапшу.
Он мог бы рассказать, как в суперснежную зиму одиннадцатого года трассу «Дон» замело снегом, а доблестное МЧС подевалось неизвестно куда и тогда эта славная бабёнка мигом подняла цены в пять раз. Как вам лапша за четыреста рублей? Гуляш за пятьсот? Пара-тройка кусочков хлеба за полета? Или пятилитровая бутылка воды аж за сотню?.. Однако к чему вспоминать прошлое — и лапша, и гуляш, и капустный салат оказались действительно вкусными.
Воплотив в жизнь главный закон дороги — водитель должен быть сыт! — они вышли из заведения, окунулись в тёплую истому летнего вечера и… обалдели. По небу прокатывались разноцветные, на манер северного сияния, всполохи. Оправившись от первого потрясения, Петрович обратил внимание на резкую перемену, случившуюся в природе: смолкли птицы, не шелестела листва, все звуки стали какими-то безжизненными, глухими, словно из-под ватного колпака. Мир напоминал треснувший граненый стакан — тронь, и всё, на куски. Или это, может, только показалось?
— Слушай, мы не в Чернобыль, часом, приехали? — почесал затылок Владимирович.
— Н-не знаю, — отозвался Петрович. Не сознаваться же, что испытал некоторое облегчение, обнаружив, что радужные сполохи привиделись не ему одному: а то уж было испугался, не траванулся ли у «славной бабёнки».
Тут в кармане брюк проснулся мобильник. Звонила жена Люда, работавшая на «скорой помощи» медсестрой. В её обычно спокойном голосе слышалась явная тревога:
— Андрюша, ты как? Нормально? Я пока тоже… — Его непроизвольно насторожило это «пока», а она продолжала, торопливо, словно боясь, что связь вот-вот оборвётся: — Я к тому, что ты возвращаться особо не спеши. «Скорая» прямо нарасхват… После грозы в обед началось…
— С ума сходят? — Петрович был наслышан от жены о резких сменах давления, способных спровоцировать эпилепсию и даже инфаркты. — Так ведь и без того в дурдоме живём… Конкретно-то что?
— Какая-то зараза вроде эпидемии, — понизила голос жена. — Некоторые даже умирают… очень выборочно… В банках, в офисах, в дорогих магазинах… На Рублевке, говорят, случаев много… А вот в метро, в общественном транспорте — на порядок меньше. А что за болезнь — непонятно, никаких симптомов. Просто раз — и остановилось сердце. Кто-то говорит — теракт, отравление, но тогда почему…
— С Веркой как? — перебил Петрович. — В порядке?
— С Веркой нормально, билеты учит сидит, — перевела дух жена. — А вот ректор и два декана у них, говорит, того…
— Ну и ладно, — сразу успокоился Петрович, очень любивший дочь. — Ты, Люд, принимай какие-нибудь меры, повязки там медицинские, аскорбинку…
— Андрюха, не учи учёную, — устало рассмеялась жена. — Сам смотри, следи как следует за дорогой. Ну всё, целую, пока. Бог даст, ещё созвонимся.
— Пока, — отключился Петрович, убрал телефон и задумчиво полез в кабину.
Чутьё на опасность, благодаря которому он выжил в Афгане, подсказывало ему, что в Москве действительно случилось что-то из рук вон. И ещё, что столичный бардак и здешняя «цветомузыка» были звеньями одной цепи. Которая может оказаться ох длинной. Так что до времени лучше не дёргаться…