– Сколько вас было под Ниссангом? – спросил Тавель.
Хито равнодушно показал две руки с растопыренными пальцами. Один палец был отрублен, рану затянуло нехорошей багровой кожицей. Она кровоточила.
– Почему вы бежите из спецпоселений? Почему вы всегда стараетесь бежать из коммун?
– Мы хотим быть вместе, – равнодушно ответил хито.
– Разве в спецпоселениях вы не вместе?
– Неволя разъединяет.
– Почему тебя не схватили под Ниссангом вместе с другими хито?
– Я успел уйти.
– Почему ты не спрятался в лесу? Почему ты остался на берегу реки? Почему ты вышел навстречу армейскому патрулю?
– Я хотел видеть Кая.
– Но ты его уже видел!
– Я хочу видеть Кая, – повторил хито, и глаза его опять быстро и счастливо блеснули.
– Ты пришел с юга, чтобы убить Кая. Это так?
Хито кивнул.
– Под Ниссангом тебе это не удалось, ты остался возле реки, чтобы подстеречь и убить Кая?
Хито покачал головой:
– Мы могли убить Кая под Ниссангом. Он был у нас на прицеле. Мы не стали стрелять в Кая.
– Почему?
– Мы увидели глаза Кая. Кай почувствовал наше присутствие и, купаясь, часто оборачивался в нашу сторону. Мы увидели его взгляд. Кай ни на кого не похож. Он другой. Он совсем другой. Рядом с ним все меняется. Я знаю женщину, которая понесла от Кая. Эту женщину не трогают даже армейские патрули.
– Но ты остался на реке, чтобы убить Кая?
– Кая нельзя убить, – равнодушно ответил хито. – Убить можно зверя. Убить можно змею. Убить можно человека.
И повторил:
– Кая нельзя убить.
– Он что, бессмертен? – вкрадчиво спросил Тавель.
– Кай не бессмертен, – глаза хито вспыхнули. – Если мы попросим Кая умереть, он умрет для нас.
– Как? – удивился Тавель. – Бы попросите Кая умереть, и он умрет?
И вдруг заподозрил:
– Ты грамотен?
– Когда-то в университете я читал философию, – равнодушно кивнул хито. – Там, в Хиттоне. Это было давно.
– А сейчас? – озадаченно спросил Тавель. Его раздражало непонятное равнодушие хито. – Сейчас ты читаешь философию таким, как ты? Разве ты не знаешь приказ военной Ставки Сауми, отменяющий распространение любых искусственных знаний?
– Я хочу, чтобы люди не забывали об истине.
– А при чем здесь Кай?
– Кай и истина – это одно понятие.
– Но под Ниссангом вы хотели убить Кая, значит, вы хотели убить истину. Ты не смог выстрелить, это понятно. Ты трус. А те, остальные, которые никогда не слушали лекций по философии? Почему не стреляли они?
– Они видели Кая, – равнодушно объяснил хито. – Кай как ребенок. Кая нельзя убить. Он совсем другой. Мы поняли, Кай – наше будущее. Кай – наше единственное будущее.
– Можно, я ударю хито? – нетерпеливо спросил полковник Тхат.
– Нельзя.
Тавель с болезненным любопытством рассматривал хито, сидящего на корточках у входа.
– Ты остался на реке, чтобы увидеть Кая?
– Да.
– Ты знаешь, что мы убьем тебя?
– Любовь – это всегда самоуничтожение.
– Но если любовь это самоуничтожение, – медленно сказал Тавель. – Если любовь это всегда самоуничтожение, то зачем такая любовь?
Хито равнодушно опустил больные набрякшие веки.
– Когда душа покидает тело, а происходит это после физической смерти, она наконец находит то, что искала, – саму себя. Умирающий в Кае – вечен.
– Можно, я ударю хито? – еще более нетерпеливо спросил полковник Тхат. Он давно потерял нить разговора.
– Нельзя.
В бамбуковой хижине, прокаленной полуденным солнцем, наступило душное молчание. Потом Тавель Негромко повторил:
– Умирающий в Кае…
И спросил:
– Я правильно понял? Умирающий в Кае? Ты сказал так?
Хито равнодушно кивнул. Он был полон великого очищающего ожидания.
– Если у тебя окажется пистолет, – медленно сказал Тавель, стараясь, чтобы каждое его слово дошло до сознания хито, – если у тебя окажется пистолет и ты будешь стоять с Каем совсем рядом и если ты будешь знать, что твой выстрел принесет освобождение всем другим хито, даже тем, кто сейчас находится в самых дальних спецпоселениях, ты… выстрелишь?
– Да, – равнодушно сказал хито.
И добавил:
– В себя.
Тавель задумался. Потом кивнул Тхату:
– Теперь ты можешь его ударить.
Но полковник Тхат уже раздумал бить хито. Он окликнул солдат и приказал:
– Уведите его.
Несколько минут Тавель и Тхат сидели в полной тишине. Потом издалека донесся тоскливый крик. Патронов у солдат оставалось мало, видимо, они пустили в ход штыки.
– Зачем хито ищут Кая? – спросил Тавель. – Зачем они отовсюду выходят ему навстречу? Ведь они знают, что за Каем идем мы.
– Хито в отчаянии, – уверенно объяснил полковник Тхат. – Им некуда уходить. Им нечего есть. Они сходят с ума от отчаяния.
Тавель покачал головой:
– Это не похоже на сумасшествие. Мы встречали хито в Одунго, в Сейхо, в Уеа. Мы встречали хито в озерном крае и под горой Йочжу. Увидев Кая, хито складывают оружие и выходят нам навстречу. Стоит им увидеть Кая, как они выбирают самоуничтожение. Почему?
Тхат уверенно объяснил:
– Они в отчаянии.
– Что ж… – задумчиво протянул Тавель. – Может, ты и прав…
И приказал:
– Пошли нарочного. Я хочу увидеть майора Сая.
Полковник Тхат вдруг замялся. Потом поднял на Тавеля серые большие глаза:
– Майор Сай отозван в Хиттон в военную Ставку.
– Тогда пусть сюда прибудет капитан Теу. Он должен находиться в Ухани. Пошли к нему нарочного.
– Мы не можем вызвать капитана Теу.
– Почему?
– Капитан Теу отозван в Хиттон.
– В военную Ставку?
– Да.
– Пхэк! Почему меня не поставили в известность?
– Таков был приказ, – уклончиво объяснил полковник Тхат.
– Кто отдал приказ, о котором я не должен знать? – удивился Тавель и нахмурил брови. – Генерал Тханг? Эта толстая бородавчатая жаба?
– Нет, – уклончиво ответил полковник Тхат.
– Тогда кто?
– Приказ был отдан доктором Сайхом.
– Вот как? – оживился Тавель и с надеждой взглянул на полковника Тхата. – Новые политические задачи? Новые цели? Доктор Сайх давно говорит о грядущих неожиданных переменах.
Он поманил пальцем полковника Тхата и, когда тот близко наклонил к нему голову, негромко и уверенно произнес:
– Мы разовьем наш успех. Мы проведем Кая по всем провинциям и уничтожим всех хито. Мы очистим страну для Кая. Доктор Сайх будет доволен. Я уверен, он думает о нас, иначе зачем потребовались в Хиттоне лучшие люди моего офицерского корпуса?
– Нам тоже приказано явиться в Хиттон.
Тавель удовлетворенно засмеялся:
– Я рад. Я давно жду перемен. Я чувствую, это будут большие перемены.
3
Не нажал бы гашетку…
Он, Тавель, много раз нажимал гашетку. Не его вина, что пули не всегда достигали цели.
Тавель навсегда запомнил возвращение в Хиттон из южных провинций.
Площадь перед длинным зданием военной Ставки Сауми казалась черной от солдатских мундиров. Горели костры, солдаты обедали. Горсточка риса – это вовсе не мало, но Тавель с презрением поглядывал на щуплые фигурки солдат, так не похожих на людей его офицерского корпуса.
Его не встретили.
– Где майор Сай? – удивился он. – Где капитан Теу? Где полковник Тхат?
В кабинет доктора Сайха Тавель Улам вошел твердо и уверенно. Идея, обдуманная им во время похода по южным провинциям, наполняла каждый его жест значительностью.
«Мотыльки… Бездумные мотыльки… Мотыльки, бездумно летящие на огонь… – так думал он о хито. – Если любовь – огонь, если огонь – Кай, то все они приговорены к самоуничтожению… Я сожгу в Кае хито… Если любовь это всегда самоуничтожение, я сожгу их всех…»
Всю заднюю стену огромного кабинета доктора Сайха занимала стеклянная витрина, за толстым стеклом которой внушительно громоздился костяк какой-то миллионы лет назад вымершей твари. В узких нишах, прикрытых легкими ширмами, прятались солдаты личной охраны доктора Сайха – низкорослые, низколобые уроженцы провинции Ланг, давшей Сауми немало прогрессивных политиков. Сам доктор Сайх сидел за низким широким столом, на котором не было ничего, кроме двух-трех чистых листков прекрасной рисовой бумаги.