Психодуховные состояния Кришнамурти и упоминание вечных Учителей и Господа Майтреи продолжались на протяжении более поздних десятилетий жизни Кришнамурти, так же, как это было и в 20-х. Однако терминология, которую он использовал для обозначения Учителей, со временем постепенно изменялась. Можно предположить, по меньшей мере, две важных причины этого. Во-первых, язык Кришнамурти с годами претерпевал постоянную трансформацию, всё время двигаясь к тем формам выражения, которые с меньшей вероятностью были бы неправильно поняты умами, обусловленными конкретными религиями, этническими сообществами или системами.[12] Другая причина могла быть в том, что Кришнамурти хотел выразить себя таким способом, который не мог бы быть отождествлён с теософией как концептуальной моделью, что делалось особенно ради его индийских друзей, которые, согласно комментариям Джаякар, присутствующим во всех её мемуарах, имели очень глубокое предубеждение против всего теософского.
Эзотерический первоисточник
Весной 1969 года Кришнамурти неформально беседовал о своих ранних днях с Джаякар, её племянником Аситом Чандмалом и её сестрой Нандини. Такие примеры, как этот разговор, представляют особый интерес, поскольку Джаякар не только демонстрирует в своей книге большую враждебность ко всем вещам, связанным с теософией, но также утверждает (хотя и не предоставляя свидетельств), что переживания Кришнамурти, связанные с вечными Учителями и Господом Майтреей, были просто видениями. Тем не менее, рассказывая об этом разговоре, она пишет:
Кришнаджи исследовал загадку, окружавшую открытие этого мальчика, Кришнамурти. Он осторожно пробовал почву, прислушиваясь к намёкам и озарениям, которые могли бы возникнуть во время дискуссии. Его заявления о Теософском обществе были ясными и точными. Он не делал комментариев насчёт того, были ли они верными или иллюзией. Чувствуя «инаковость» Кришнаджи, мы слушали, не задавая вопросов и предоставив ему возможность говорить.
Кришнаджи сказал, что Учителя приказали Ледбитеру найти мальчика, который был бы брахманом, происходил из хорошей семьи и имел «такое лицо, как было ими описано». Долгом Теософского общества было защищать тело этого ребёнка и обеспечивать атмосферу полной безопасности в течение двух лет. Когда тело было готово, Господь Майтрея должен был дать этому мальчику ум. Когда Ледбитер увидел Кришнамурти на берегу в Адьяре (в 1909 году), он обнаружил, что в ауре мальчика не было видно никакого эгоизма…
Затем Кришнамурти выдвинул несколько теорий, чтобы объяснить, каким образом мальчик оставался незапятнанным. Было ли так, что через многочисленные реинкарнации ребёнок эволюционировал до совершенства? Или же Господь Майтрея защищал тело до того, как оно достигло зрелости? Должен ли был мальчик родиться без какого-то формального характера или личности, чтобы позволить оставаться ему неоформленным, нетронутым в его ранние годы отцом, школой, доктринами Теософского общества и роскошью жизни, в которой он жил в Англии?…
Мальчик, который был совершенно невинен и не подвергался влияниям, должен был быть защищён от того зла, которое не должно было его коснуться и войти в него…
Анни Безант настаивала, чтобы всё это время Кришнамурти сопровождали двое посвящённых. Она сказала: «Поскольку ты всегда одинок внутренне, ты никогда не должен быть физически один». В мальчике был резервуар добра и он не должен был быть заражён (Jayakar, 1986, pp. 292-293).
Сердцем всех исследований Кришнамурти было рассеивать иллюзии любого рода, а не способствовать им. Если все эзотерические элементы, появившиеся в этом разговоре, были просто иллюзиями и видениями, то зачем же Кришнамурти тратил своё время и время своих друзей на рассмотрение этого вопроса? И почему вообще он поднял этот вопрос в атмосфере, которая предполагала серьёзность и священность этой темы для Кришнамурти? Контекст подсказывает, что Кришнамурти считал исследование эзотерических аспектов своей жизни, таких как это исследование, принципиально важным для понимания того, кем и чем он был. Более того, как явствует из других дискуссий на эту тему, Кришнамурти считал свою работу происходящей из тех же эзотерических источников, а не от самого себя, как личности.
Конечно, этот разговор ценен тем, что он открывает собственное понимание Кришнамурти его внутренней жизни – особенно в свете его нетерпимости к разным мистификациям относительно его персоны. Если он думал, что эти вещи иллюзорны, он должен был сказать это в словах, не допускающих иных толкований, как он говорил обо всём другом, что считал иллюзорным. По этим причинам замечание Джаякар, что он не делал комментариев насчёт того, было ли это истиной или иллюзией, отражает её собственное мнение. Фактическое понимание Кришнамурти этих моментов становится ясным, когда в том же разговоре он сказал, что его защищает Господь Майтрея и вечные Учителя. Джаякар писала:
Он сказал, что нуждался в защите даже в 1969 году, поскольку его характер ещё не сформировался… «Это тело всё ещё нуждается в защите». Он сделал паузу и сказал: «Я всё ещё чувствую, что меня защищают» (там же, p. 293).
Видение никого защитить не может, так что этот комментарий показывает несоответствие между собственным опытом Кришнамурти и интерпретацией его Джаякар, как просто видения.
Затем он говорил о ранних годах, когда тело мальчика Кришнамурти должно было быть полностью защищено и ему должна была быть предоставлена безопасность на два года, но его ум не должен был быть тронут, ибо «Господь дал ему отдых». Между предложениями следовало долгое молчание. Кришнамурти сказал, что тело ещё должно было пройти через много боли (как было в Охае и Утакамунди), потому что в мозгу всё ещё имелись несовершенства (там же).
Затем Кришнамурти перешёл к разговору о своих посвящениях. Это, во-первых, подтверждает, что они имели место, а во-вторых, что Кришнамурти считал вечных Учителей и Господа Майтрею реальностью, а не видениями, ведь бессмысленно было бы говорить о посвящениях, – по крайней мере в контексте Кришнамурти, – без посвятителей, и они были как раз теми, кто, по его словам, и проводил посвящение. Также, очевидно, бессмысленно было для него говорить о том, что в 1969 году он всё ещё находился под защитой, если бы он не знал, что защитники были, а единственными защитниками, которых он упоминал в то время, были Учителя и Господь Майтрея. В 1982 году во время дискуссии с другим индийскими друзьями он сказал Джаякар:
- Я думаю, что есть сила, которой теософы коснулись, но попытались превратить её в нечто конкретное. Но было что-то такое, чего они коснулись, а затем пытались перевести в свои символы и слова, и так потеряли её. Это ощущение продолжается у меня всю жизнь. Когда я говорю об этом, происходит нечто огромное, великое. Я не могу попросить у этого ничего.
Джаякар спросила:
– Это что-то вне тебя, оно защищает тебя?
– Да, да, в этом не может быть сомнений (там же, p. 439).
Некоторых авторов привели в смущение другие заявления, сделанные Кришнамурти, такие как, например, следующее, сделанное в 1979 году:
Майтрея слишком конкретен или недостаточно тонок… Я сказал, что это не Майтрея, бодхисаттва. Та защита слишком конкретна, слишком разработана, но я всегда чувствовал защиту (Lutyens, 1983, p. 234).
Такие заявления оставляют впечатление, что Кришнамурти имел в виду какое-то иное существо или процесс, чем Господь Майтрея, когда говорил о защите, которую он чувствовал в течение всей своей жизни. Однако в свете его заявления о том, что Учителя больше не появляются, потому что «Господь здесь», упомянутого ранее, эта интерпретация требует более внимательного исследования, ибо единственный Господь, которого он упоминал, – это Господь Майтрея. Единственный другой Господь, о котором Кришнамурти когда-либо говорил, был Гаутама Будда, но, в отличии от Майтреи, о нём никогда не говорили, как о проявляющемся в прямой связи с работой Кришнамурти, хотя Кришнамурти упоминал его как вдохновляющее влияние. То, что же, собственно, мог означать Майтрея, более подробно рассматривается ниже; здесь же достаточно указать, что Кришнамурти возражал против слова «Майтрея» как «чересчур конкретного».