* * *
Мила прикусила язычок. Вещи были названы своими именами: Художник хотел ее «заполучить». И заполучил. Ни о какой настоящей любви речь не шла. Он просто удовлетворил свое мужское эго. Богатый мужчина, который привык ни в чем себе не отказывать. Захотел — заполучил. Надо отдать Художнику должное: для достижения своей цели он, действительно, не жадничал. Подарки были дорогими, а ухаживания — шикарными. А Мила знавала и другие экземпляры... Они желали «заполучить» женщину с минимальными затратами. Хоть бы Машкин муж. Чего стоит его подарок Маше на ее тридцатипятилетие. Подруга долго была в шоке. Несмотря на то что сама — психоаналитик и знает, как с этим бороться. Пылесос и набор терок надолго выбил Машку из равновесия. Так что Художник еще не самый худший вариант. Все-таки его заполучение было приятным. В этом надо признаться. То-то у него стал такой самодовольный вид, когда она сказала «люблю»!
Мила вдруг подумала о портретах, что висят у него в мастерской. «...только с тех, кто мне особенно нравится, я пишу двапортрета. И один оставляю себе...» — сказал Художник. А ведь на портретах только женщины. « Я — коллекционер», — вспомнила Мила. Значит, это — коллекция его женщин. Женщин, которых он «заполучил». И завтра-послезавтра Художник повесит на стену и ее изображение.
— Скажи, пожалуйста, Художник мой милый...
— Я — Художник Милин, — попытался он пошутить.
— А эти женщины на стене, — Мила кивнула в сторону мастерской, — тоже твоя коллекция?
Художник немного растерялся. Такого вопроса он не ожидал. Как ответить? Мила — умная женщина. Так что лучше сказать правду. Тем более что их отношения, судя по всему, скоро закончатся. Дело идет к развязке. И даже неплохо, что Мила сама об этом спросила.
Звонко перегорела лампочка в люстре.
— У тебя есть запасная?
— Не знаю. Наверное, должна быть. Надо вызвать домработницу и электрика.
— Зачем? — не поняла Мила.
— Домработница знает, где лежат лампочки, а электрик вкрутит.
— А-а-а?.. — Мила не сразу нашлась что сказать. Всю мужскую и даже часть женской (тут Миле стало даже немного стыдно) работы в их доме выполнял Андрей. И ей очень нравилось, что муж такой рукастый. Она считала это нормальным для мужчины. — Да... — только и смогла ответить.
— Чему ты удивляешься?
— Теперь уже ничему. — Художник ее больше не впечатлял.
— Хочешь, Мила, я отвечу тебе начистоту на все твои заданные и незаданные вопросы? Каждому — свое. Это раз. Одни рождены, чтобы стать великими, а другие... — вкручивать лампочки. Я не жалею тратить большие деньги на престижные мужские безделушки, чтобы подчеркнуть свой достаток и социальный статус. Это два. И три: я как мужчина люблю добиваться победы во всем. В том числе и в отношениях с женщинами. Это важно для моей самооценки, самоутверждения. Самолюбия, если хочешь.
— Я бы сказала « себялюбия». Вечер сегодня, действительно, особенный. Так кто эти женщины?
— Это моиженщины. Врач, журналист, стюардесса, медсестра, телеведущая... Ну, и так далее... Меня сводила с ними жизнь. Так же, как и с тобой. Ты — мой дизайнер. Жена обо всем знает, но к портретам относится терпимо. Они ей даже нравятся. И никто из этих женщин, заметь, не остался на меня в обиде. А некоторые даже благодарны. Ведь в жизни как бывает: « Мы любим тех, кто нас не любит. И губим тех, кто любит нас...»[8]
Когда Художник упомянул о жене, для Милы этот факт уже не имел никакого значения. Хоть гарем!
— Я тоже на тебя не в обиде. Ты был почти безупречен. И я благодарна тебе за три вещи. Нет. За четыре. Мне понравилось быть «слабой» женщиной. Феминизм — это полная фигня. Спасибо тебе за стихи. За лирику. Просто бальзам на душу. А то я уже позабыла о существовании поэзии. И спасибо ... за мужа. Я поняла, что люблю его. Как оказалось. И другой мне не нужен. И за мой портрет — спасибо. Я, правда, его не видела. Но мне приятно, что он писан с меня.
— Он почти готов. Я могу закончить завтра.
— Нет, не нужно. Я хотела попросить. Ты не вешай его, пожалуйста, туда. На стену.
— Мила, ты можешь его забрать.
— Нет, забирать я не хочу. Он мне больше ни к чему. Выбрось его, пожалуйста. Или закрась. А поверх нарисуешь кого-нибудь другого.
— Мы расстаемся друзьями? Мне это небезразлично.
Мила кивнула.
— Я хочу завтра зайти к тебе еще раз. Вернуть браслет и кольцо.
Художник протестующе замахал руками.
— Я никогда не забираю у женщин своих подарков. К тому же мне будет приятно, если ты продолжишь их носить. Ведь я угодил тебе?
— Извини, не могу оставить. Хотя они мне, правда, очень нравятся. У тебя хороший вкус. Но у меня не должно быть подарков от другого мужчины. Только от мужа.
— Ладно. С утра я буду здесь. Мила, а ты можешь принять от меня чай? Я хочу подарить тебе удивительный бирюзовый чай. Приятель недавно из Тайваня привез. Чтобы ты вспоминала обо мне, заваривая его. Хорошо? Возьми. Ведь это просто чай.
— Бирюзовый?! Хорошо! Давай свой чай! Надеюсь, он без «другой» травки?
— А знаешь, как он называется? «Железная Богиня Милосердия». «Тегуанинь»!
— Это что, по-китайски?
— Да. Еле запомнил. Это, между прочим, самый известный бирюзовый чай в мире. Его наличие в чайной карте заведения считается правилом хорошего тона.
— Художник, ты — хвастун.
— Я — ценитель!
— Можно было бы поспорить, но я не стану.
— И это правильно.
Вечер закончился мирно. Художник не смог удержаться и все-таки похвастался перед Милой своим умением составлять коктейли. Тем, что знает много рецептов.
— Что мы сейчас с тобой будем пить?
— Это «Б-52». А есть еще «Б-53».
— Из чего ты его делаешь? — спросила Мила, глядя, как осторожно по столовому ножу Художник наливает в бокал слой за слоем. Чтобы они не перемешались. Всего слоев было три. Темно-коричневый внизу, затем цвета кофе с молоком и сверху совершенно прозрачный и бесцветный.
— Сначала наливаем 20 граммов кофейного ликера Capitan Black, потом осторожненько 20 граммов Irish Creamи, наконец, 20 граммов ликера Quantreau.
— A Quantreauиз чего делают?
— Французский ликер из апельсиновых корок.
— А ведь еще есть голубой Quantreau. Его из чего делают? Почему этот бесцветный?
— Не знаю. Отстань. Не сбивай меня.
— Как «не знаю», так сразу и «отстань».
— А теперь самое главное! Вот тебе соломинка. Сейчас ты станешь «пилотом» самолета «Б-52» и зайдешь на вираж. Внимание! Поджигаю! Быстро вставляй соломинку и выпивай содержимое, пока поверхность еще горит.
Мила четко выполнила все указания. Она начала пить коктейль с нижнего слоя, он был еще прохладным, средний слой был уже теплым, а верхний — просто горячим.
— Ну, как?!
Эффект быстрого головокружительного взлета и крутого виража не заставил себя долго ждать. Мила молча кивнула и показала пальцами «ОК».
— Ничего, ничего... Минут через пятнадцать ты снова будешь в состоянии трезво смотреть на окружающих. То есть на меня. — И Художник поджог коктейль в своем бокале.
— А «Б-53» — из чего?
— Вместо Quantreauабсент Xenta. А вместо Irish Creamможно Bailis.
— Bailisя люблю, мы с подружками его покупаем.
* * *
Почти трезвая, Мила летела домой на крыльях. Давила на газ. Ей хотелось к Андрею. К родному мужу. Все же от любовников есть польза. Они помогают понять, что мужья лучше.
Послезавтра воскресенье. Они всей семьей (и, конечно, с Кариной) пойдут в зоопарк знакомиться со своими подопечными. Хорошо бы потом заехать куда-нибудь поужинать. Можно даже отдельно от молодежи. А то она уже и не помнит, когда последний раз они с Андреем ходили в ресторан.
Дома Милу ждало полное разочарование. В прихожей на зеркале она увидела записку: «Я уехал с приятелем на рыбалку. Остановимся у него на даче. Вернусь в воскресенье вечером». Ни «Милы», ни «твоего Андрея», ни «целую» — сухая такая записка. На Андрея это не похоже.