Выбрать главу

Я требую от другого, чтобы он добровольно отказался от своей свободы, и обязуюсь поступить так же. Но я — изворотливый пленник и ищу лазейку, дабы я мог вернуть себе волю в любой момент. Если любовью движет страстное желание не принадлежать себе, то страстное желание моего «я» — никогда никому не отдаваться. Трагикомическая формула — современный роман перекормил нас историями мужчин и женщин, которые жаждут испытать трепет великой страсти, не потеряв самих себя, и боятся остаться в дураках. Отсюда страх перед любовными отношениями у нынешних пар: влюбленные то ищут, то избегают друг друга, пылкие клятвы и обещания чередуются с поспешными отступлениями. «Свободны вместе» — так изящно сформулировал суть современного брака социолог Франсуа де Сенгли: «да» нерушимой семье, лишь бы она ни в чем не препятствовала реализации каждого из ее членов. Еще в начале XX века Роберт Музиль отметил значимость термина «партнер», заменившего слова «муж» и «жена», контрактных отношений, которые можно расторгнуть по обоюдному согласию. Такова сила воздействия экономической модели: отныне каждый стал собственным маленьким предприятием, дела сердечные — частный случай дел вообще. Тем более что эмансипация, особенно для женщин, которые должны успешно справляться с профессиональными, супружескими, материнскими обязанностями, увеличила бремя новых требований. Личные отношения строятся по образцу производственных: окупаемость затрат должна быть максимальной. Именно либеральный менеджмент придает современным историям любви их терпкий вкус. Уклончивость и принесение жертв тщательно дозируются. Мечта о человеческих отношениях, которые никогда не выйдут за определенные рамки: ты мне нравишься — я тебя беру, ты мне надоела — я тебя бросаю. Другого пробуют, как какое-нибудь изделие.

Итак, каждый влюбленный говорит на двух языках — роковой привязанности и самоопределения. Взаимоналожение этих двух языков и определяет характер нынешних романов — нервозных и вместе с тем монотонных: в Париже кончаются разводом два брака из трех, в провинции — один из двух, возрастает число попыток вторично создать семью. Любая связь переживается как шанс и как угроза подавления, поскольку она крадет нас у самих себя. Рисковать остерегаясь — таково требование современности. Культура удовольствий одержима страхом перед привычкой. Гипоактивная сексуальность — болезнь, гиперактивная — тоже. От сигареты до компьютера — все дает повод к разоблачению патологических зависимостей. Шизофрения эпохи, проповедующей одновременно наслаждение и осторожность, мыслящей связь с другим как род токсикомании. В 1960-е годы хотели вместе раскрепощаться, теперь жаждут освободиться друг от друга.

4. Противоречивые директивы

Дилемма личности: стремясь обрести опору лишь в самой себе, она тем не менее с тревогой ищет одобрения ближних. Она хотела бы заявить по примеру экс-хиппи Джерри Рубина: «Нужно достаточно любить себя, чтобы не нуждаться в других для счастья». Эта невероятная формула напоминает ту, что вывел французский экономист Леон Вальрас: «Быть свободным значит чувствовать, что ты в расчете со всеми остальными». Солипсизм либо совсем не работает, либо то и дело дает сбои. Утверждение, будто нам никто не нужен, — оборотная сторона констатации печального факта: никто не нуждается в нас. Гордыня самодостаточности неотделима от тоски одиночества, стремление отличаться совмещается с отчаянным подражанием другим. Таковы муки мизантропа: обольщать обличая, вымаливать как подаяние людское одобрение, презирая людей, прятать непомерную жажду общения под маской отчуждения. Он должен вращаться в свете, чтобы его ненавидеть, а если свет поворачивается к нему спиной, он видит в этой холодности доказательство верности своих оценок и бичует злобу толпы.

Мы свободны, по крайней мере при демократии, любить кого хотим, выбирать устраивающие нас формы сексуальной жизни, однако наступает момент, когда приходится пойти на риск ради другого: он перевернет наши ожидания, избавит нас от грустного тет-а-тета с самими собой. Независимость — не последнее слово человека, говорит нам любовь, заставляя слепо верить в другого: вот почему горчайшее горе на земле — смерть нескольких дорогих нам людей, без которых жизнь теряет и смысл, и вкус. Но любовь, если она приносит тоску и несчастье, — не последнее слово человеческой судьбы, говорит нам индивидуализм. Мы вечно мечемся между этими двумя указаниями, путаем свободу выбора в любви — огромный прогресс — с выбором личной свободы. В одном случае безбрежная супружеская солидарность поглощает «я» каждого из супругов, как затонувшие островки, в другом — «эго» выступает вперед, заслоняя «мы», и тогда есть опасность, что это всего лишь соседство двух одиночеств. Если можно говорить о современной мечте (старой как мир, но сегодня широко распространенной среди людей), она целиком заключена в этом двойственном устремлении: наслаждаться симбиозом с другим, оставаясь хозяином своей жизни.