– Видишь что-нибудь, док? – спросил он.
– Нет, но, может быть, они живы еще.
– Мертвы. А я, в отличие от вас, вижу ту дрянь, что их убила. Висит, колышется. Еще кого ждет, поди, сволочь!
Солдаты после слов сталкера невольно схватились за автоматы, нервно заозирались, пытаясь разглядеть невидимого врага.
– Пули тут не помогут, ребята. – Проводник покачал головой. – Обойти этот коридор надо. Давайте-ка назад и попробуем пройти этажом выше, а лучше – двумя.
Они вернулись в больничный холл, поднялись по лестнице на третий этаж и пошли по другому коридору. Электрический свет дрожал, помигивал, но, к счастью, не гас. По обеим сторонам шли двери палат. Было тихо. Бродяга осторожно открыл пару дверей наугад. Везде пусто. Дмитрий надеялся, что всех успели вывезти отсюда. Однако, когда они дошли до отделения интенсивной терапии, откуда-то стали доноситься стоны.
– Черт побери! – выругался тихо Захар и осторожно заглянул в палату. – Там старики лежат!
– Всех не спасем, – как отрезал Бродяга. – Может быть, даже тех, за кем пришли, не сможем вытащить. Ни одной «скорой» не видел во дворе. На чем беременных баб попрешь, сержант? На своем горбу?
Зарубин побелел, но потом взял себя в руки.
– Вертолет реально вызвать сюда, сталкер?
– Нет. – Бродяга ткнул в сторону разбитого окна. – Видишь, где воздух чуть дрожит? Там здоровенная «комариная плешь». От твоего вертолета смятка останется. Слева – «жаровня». А что еще дальше – тебе лучше вообще не знать. Самое безопасное место, где можно будет посадить «птичку», в трех километрах отсюда, если по прямой, а по кривой – все восемь до нее придется идти. Не думаю, что бабы да старики из реанимации способны на такой подвиг. Будем спасать всех – вообще никого не спасем. Времени нет. Чувствую, Зона продолжает наступать, скоро тут жарко будет.
Сталкер указал куда-то на запад. Муть, которая шла со стороны центра Зоны, приблизилась. Словно оттуда надвигался странный грозовой фронт, только не привычно серо-стальной, а желто-багровый, со вспышками зеленых молний. Солдаты несколько мгновений топтались на месте, глядя то на сталкера, то на своего сержанта.
– Док, давай-ка ты веди, я не специалист по больницам, заплутаю, боюсь, в этих коридорах, – сказал Бродяга. – Иди впереди, я сразу за тобой. А сержант пусть замыкает. Идем все друг за другом, в сторону не отходить.
Дмитрий двинулся вперед. Отделение терапии осталось позади. Коридор впереди расходился направо и налево. И было там как-то слишком светло. Они дошли до поворота и остановились. В пяти метрах после поворота направо бетонную стену будто срезало ножом. Всего правого крыла больницы больше не существовало – все было перемолото в цементное крошево.
– Родильное отделение слева. Сохранилось, – выдавил из себя Дмитрий, с трудом оторвав взгляд от жуткой картины.
Еще один пустой коридор, спуск в отделение на один этаж.
Едва они вошли, их оглушили крики и визг, доносившиеся из-за дальней двери. Там кто-то истошно вопил. А вот из ближайшей палаты кто-то надорванным голосом звал на помощь. Бродяга попытался открыть дверь. Та не поддалась, а крики о помощи с испуганным всхлипыванием смолкли. Вместе с Зарубиным сталкер высадил дверь плечом. В палате обнаружилась забившаяся в угол беременная женщина. Увидев солдат, она разрыдалась от счастья.
– Там ужас что творится! Ужас! Заберите меня отсюда! Там монстры! – Она подскочила к Захару, вцепилась в его руку.
– Сергей, останься с дамой, а мы посмотрим, что там, – приказал сержант.
Один из бойцов кивнул. Остальные пошли дальше. От криков и визга стыла кровь в жилах. Дмитрий очень надеялся, что вот сейчас они дойдут до родильной палаты и никого, кроме перепуганных женщин, не найдут. Захар осторожно, дулом автомата, приоткрыл створку двери со вставками из мутного стекла, и парни заглянули внутрь.
– Вот дерьмо! – выругался сталкер.
Все отшатнулись. Хлопнула закрывшаяся створка. А кого-то из солдат затошнило.
– Маша, там Машка! – закричал Дмитрий и рванулся вперед, хотя волосы у него на голове стояли дыбом.
Створки больно ударили его в плечи, когда он ворвался в палату. Наверное, подобную картину можно было увидеть разве что только в кошмарном сне. Родильное отделение, впрочем, и при других обстоятельствах выглядело так, что туда вряд ли кому-то захотелось бы возвращаться. Мрачные кафельные стены, отвратительный до тошноты запах лекарств. Тут находилось несколько гинекологических кресел, больше напоминавших какие-то средневековые орудия пыток, чем приспособления, предназначенные для появления новых представителей человечества на свет.