Круг не дал возразить Новосильцеву и громогласно прогорланил «Любо!». После того, как атаманы и приезжие сотники разъехались по своим станицам, в курене атаманского правления снова собрались молодожёны, Новосильцев и Черкашенин. Случай был уникальный, никто до этого не брал в жёны московских девушек и «заслать сватов» за тысячу вёрст было совсем не просто. Сыграть общую свадьбу также не представлялось реальным, к тому же Новосильцеву было непонятно можно ли оставлять в Раздорах Мирославу, как жену Кондратия. Чтобы повенчаться молодым нужно также ехать за тысячу вёрст в Москву. Выходила замуж не простолюдинка, а княжна и если Новосильцев не отгуляет свадьбу в Москве, вряд ли кто из бояр и царского окружения посчитает его нормальным человеком.
Битый час обсуждали проблему, возникшую некстати после решений военных вопросов упреждающего удара по войску крымских татар. Сватов заслать в Москву было просто, они могли отбыть на следующий день с уезжающим князем, но сам жених должен остаться в Раздорах. Кондратий обязан был участвовать в походе на Азов, его способность предвидения и трёхмерное зрение было своеобразным оружием казаков. Но как быть с Мирославой? Она вроде бы уже замужем с согласия Круга, но не должна вступать в близкие отношения с Кондратием, пока их не обвенчают в церкви. И тогда Кондратий предложил выход из сложившейся ситуации. Он поклялся, что между ним и Мирославой останутся целомудренные отношения до венчания, а проживать княжна будет отдельно в том же курене здесь в Раздорах. А когда казаки разобьют войско Давлета и возьмут крепость Азов, он вместе со сватами, родителями и сотней казаков доставят в Москву победную грамоту царю. Там и обвенчаются с Мирославой и отгуляют свадьбу. Такое предложение устраивало всех, и даже князь прокричал «Любо!», в унисон с атаманом и Кондратием.
…Князь Новосильцев покидал центр донского казачества городок Раздоры со сложным чувством. Проводить его в обратный путь на пристань вышло почти всё население, старики, атаман и сотники, среди которых были Кондратий с Мирославой и Белояр с Анфисой. Князь смахнул скупую слезу, когда обнял на прощание дочь и сына, он с родительской тревогой за их дальнейшую судьбу оставлял детей на Дону. Выезжал из Москвы с ними, а теперь возвращается обратно один. Черкашенин, как мог, успокаивал государева посла, давая клятву, что он заменит им родителя и проявит надлежащее отношение к молодой невестке и её брату, пожелавшему посвятить себя службе государю в составе Всевеликого Войска Донского. Флотилия из трёх стругов отчалила от пристани и все разошлись, а Кондратий, Мирослава и Белояр ещё долго стояли, глядя вслед уходящим вверх по течению стругам, пока те не скрылись из вида.