Колесо и его Магеллановы спутники быстро уменьшились. — Галактариум сейчас находится в диаметральном масштабе в пять миллионов световых лет. Далеко справа, примерно в семистах пятидесяти тысячах световых лет от нас, находится наша родственная галактика, M-31 в Андромеде, с ее собственными скоплениями спутников, M-32 и NGC-205. Ниже них расположены две меньшие галактики, IC-1613 и M-33. На другой стороне — NGC-6822. Фрагмент Вселенной, который вы сейчас видите, — заключил он, — это именно то, что я нашел на звездной фотопластинке.
— Но это старый материал, — возразил Гейнс с тяжелым разочарованием.
— Нет, — вмешалась Кейрис. — Алар имеет в виду, что он видел нашу галактику извне.
— Вот именно, — сказал Вор. — В течение двух столетий астрономическая теория предсказывала, что наша собственная галактика станет видимой, как только будет построен телескоп, способный проникать сквозь диаметр вселенной в тридцать шесть миллиардов световых лет.
— Вот как! — сказал Гейнс. — Снаружи! Он слегка постучал своим театральным биноклем по карману панели. — Значит, мы смотрим прямо через Вселенную! Он казался очень впечатленным.
— Именно так! Алар, криво усмехнувшись, сказал: — Это не совсем моя заслуга. Когда Лунная Обсерватория была закончена, мое открытие стало лишь вопросом времени. Так что мой вклад в этом направлении в значительной степени просто рутинный.
Кейрис резко взглянула на него.
— Значит, вы обнаружили что-то еще? — спросила она.
— Да. Во-первых, свет от Млечного Пути, проходя по замкнутому контуру через всю Вселенную, должен вернуться только через тридцать шесть миллиардов лет, так что то, что мы сейчас видим на пластинке, должно быть нашей галактикой тридцать шесть миллиардов лет назад, в самый канун ее образования из космической пыли. Вместо этого на пластинке изображен Млечный Путь, в таком виде, как сейчас, сегодня, так же, как вы видите его там.
— Но это невозможно!— воскликнул Гейнс. — Должно быть отставание величиной тридцать шесть миллиардов лет!
Улыбнувшись, Вор сказал: — Это должно быть невозможно, не так ли? Но положение галактических спиральных рукавов, периферийная скорость туманности в целом, положение шаровых скоплений, спектральный возраст нашего Солнца, даже положение планет, включая Землю, доказывают обратное.
— Тогда как вы это объясните? — спросила Кейрис.
— Вот моя гипотеза. Согласно Эйнштейну, время, умноженное на квадратный корень из минус единицы, приравнивается к Евклидову пространству. То есть световой год расстояния равен году времени, умноженному на квадратный корень из минус единицы. Итак, если пространство имеет конец, то таким должно быть и время. И подобно пространству, время искривляется и изгибается назад, так что нет ни начала, ни конца.
— Наша галактика движется одновременно во времени и пространстве по таким координатам. Он поднял два карандаша, скрещенных под прямым углом. — Пусть ось «x» — это время, ось «y» — это пространство, а наша галактика расположена на пересечении. Теперь я перемещаю «y» — карандаш вправо и одновременно двигаю его вверх. Все, что находится на пересечении, будет двигаться в обеих координатах.
Он протянул два карандаша Кейрис, но она, покачав головой, передала эту честь Гейнсу. Заместитель министра взял два тонких инструмента и, держа их вместе под прямым углом, стал двигать их взад-вперед, и вверх-вниз. Его губы были поджаты, а взгляд сосредоточен. Кейрис тоже сосредоточилась на демонстрации.
Алар наблюдал, как они вдвоем приспосабливаются к этой идее. Он наклонился к ним и коснулся карандашей.
— Теперь, — сказал он, — предположим, что вы замените карандаши двумя обручами, так что обручи будут пересекать друг друга под прямым углом, как рамки игрушечного гироскопа. Пусть один обруч эквивалентен тридцати шести миллиардам световых лет пространства, а другой — тридцати шести миллиардам лет времени, причем, наша галактика, всегда находится на их пересечении.
— Я предположу далее, что для любого данного пересечения пространства и времени может существовать только одно распределение материи, и отсюда следует, что при повторении того же пересечения та же материя будет существовать и там. Итак, после того, как обручи сделали половину оборота, пересечение повторяется, и из этого следует, что наша галактика находится в двух местах одновременно, или, точнее, в одном и том же пространстве в одно время.
— Но пространство и время исчезли и вновь материализовались на полюсах вселенной, а когда это произошло, наша галактика материализовалась вместе с ними. Шутка в моей иллюстрации заключается в том, что мы склонны рассматривать вращение колец в евклидовом пространстве, в то время как они действительно связаны только через квадратный корень из минус единицы через четвертое измерение. Только их пересечения, всего две геометрические точки, имеют взаимные, евклидовы значения.
Он забрал два карандаша, которые передал Гейнс.
— И, поскольку эти два пересечения диаметрально противоположны в пространственно-временном цикле, одно всегда должно опережать другое на тридцать шесть миллиардов лет. Так что, когда свет начинается от «будущего» пересечения и проходит через полюса времени и пространства к отстающему пересечению, он прибывает к нему на тридцать шесть миллиардов лет позже. Это так, чтобы быть принятым тем же континуумом пространство-время-материя, из которого он возник. Вот почему «зеркальная» галактика была того же возраста, что и наша сейчас, когда ее свет начал свое долгое путешествие.
Все трое на мгновение замолчали. Наконец Гейнс спросил, почти робко: — Как вы думаете, что это значит, Алар?
— Само по себе, это ничего не значит. Но если рассматривать это в свете другой особенности, появившейся на пластинке, это может означать очень многое. Например, мне кажется, что это предполагает возможность путешествия назад во времени. Мы можем поговорить об этом после того, как я увижу Джона Хейвена и задам ему несколько вопросов.
Алар опустил бинокль обратно в карман панели и подошел к пульту управления. Он переключил все циферблаты в нейтральное положение и щелкнул выключателем. Световые точки в огромном зале быстро исчезли. Несколько мгновений все трое, молча, стояли в густой темноте, наступившей с исчезновением проекции звездного неба. — Нам лучше сейчас уйти, — сказал он.
Когда их глаза привыкли к появившемуся на стене слабому свету, Алар зашел на движущуюся платформу, а Кейрис и Гейнс последовали за ним.
Платформа бесшумно пронесла их по огромному изогнутому краю зала к пандусу. Они начали подниматься по нему к вестибюлю за галереей. Почти у самого верха Алар внезапно остановился.
— Охрана, — сказал он. Он увидел офицера полиции, стоявшего возле огромной стальной колонны, уперев руки в бока, и тихо разговаривавшего со вторым человеком.
Кейрис прижалась к спине Алара, Гейнс был рядом с ним, крепко держа левую руку на его плече.
— Нам нечего бояться, — сказал Гейнс. Но тон его голоса не был таким уж уверенным.
— Будет лучше, если мы будем осторожны, — ответил Алар. Он изучал худую, сморщенную фигуру второго человека. Это был смотритель музея. — Подождите здесь. Я скажу смотрителю, что мы закончили и сообщу ему, что мы выйдем через боковой выход. Он указал на глубокие тени слева от себя, где едва виднелась тусклая красная лампочка. — Встретимся там.
Прежде чем Кейрис или Гейнс успели ответить, Алар направился к двум фигурам.
Кейрис смотрела, как он приближается к ним, и тревога прочертила морщины на ее лице. Офицер полиции отступил на шаг, затем последовал за смотрителем и Аларом, пока они шли к служебному офису Галактариума, беседуя на ходу.
— Пойдем, — прошептал Гейнс и повел ее в сторону красной лампы.
Минута, потребовавшаяся Алару, чтобы присоединиться к ним, показалась ей целым часом. Ее страхи были полностью сметены, когда он подошел к ней, расслабленный и уверенный.