— Обо мне не беспокойтесь, — заверила его Кейрис. — Я могу полететь на корабле обратно без проблем. Я собираюсь похоронить их в глубоком космосе. Потом я отправлюсь на Землю, чтобы проверить кое-что в центральном морге.
Он слушал ее только вполуха. — Кейрис, если бы вы были только женой другого человека, а не Кенникота Мьюра, или если бы я думал, что он мертв…
— Не опоздайте на «Фобос».
Он бросил на нее последний запоминающий взгляд, затем, молча, повернулся и исчез в люке. Она услышала, как щелкнул космический замок.
— Прощай, дорогой, — прошептала она, зная, что больше никогда не увидит его живым.
15 Безумие горячей точки
— Вы когда-нибудь бывали на солнце, доктор Тэлбот? Капитан Эндрю с любопытством оглядел нового пассажира. Они были вместе в комнате обсервации «Фобоса».
Алар не мог признать, что все на пути от Луны до Меркурия (планеты, с которой они улетели час назад) казалось ему мучительно знакомым, будто он проделывал это путешествие не один раз, а сто. Он также не мог признать, что астрофизика — его профессия. Некоторая доля небесного невежества была бы прощена, и даже необходима ему, как историку.
— Нет, — ответил Вор. — Это моя первая поездка.
— Я подумал, что, возможно, уже доставлял вас раньше. Ваше лицо кажется мне смутно знакомым.
— Вы так думаете, капитан? Я немного путешествую на Земле. Возможно, на лекции по Тойнби?
— Нет. Никогда там не был. Это должно быть где-то на солнечном пути или нигде. Воображение, наверное.
Алар внутренне содрогнулся. Как далеко он может зайти в своих расспросах, не вызывая подозрений? Он с нервным нетерпением погладил свою фальшивую бородку.
— Как новичок, — продолжал капитан Эндрю, — вы, возможно, заинтересуетесь, как мы находим солярион. Он указал на круглую флуоресцентную пластину на панели управления. — Это дает нам текущую картину солнечной поверхности с точки зрения линии «H» кальция-2, то есть, ионизированного кальция.
— Она показывает, где находятся солнечные протуберанцы и факулы, потому что они несут много кальция. Вы не можете видеть здесь, на пластине никаких протуберанцев, они видны только тогда, когда они находятся на краю Солнца, извергаясь на фоне черного пространства. Но здесь много факул, этих маленьких газовых облачков, плавающих над фотосферой, их можно обнаружить почти до центра солнечного диска. Горячие, но безвредные.
Он постучал по стеклу своим космическим навигатором. — И это место кишит гранулами, или «солнечными грозовыми тучами», это было бы лучшим названием. За пять минут они пролетают несколько сотен миль, а затем исчезают. Если одна из них когда-нибудь поймает «Фобос»…
— У меня был двоюродный брат Роберт Тэлбот, который погиб на одном из первых солнечных грузовых судов, — небрежно сказал Алар. — Всегда думали, что корабль пострадал от солнечной бури.
— Скорее всего. Мы потеряли немало кораблей, прежде чем научились правильно подходить. Ваш кузен, да? Вероятно, я думал именно о нем, хотя не могу сказать, что это имя мне знакомо.
— Это было несколько лет назад, — сказал Алар, краем глаза наблюдая за Эндрю, — когда Кенникот Мьюр еще управлял станциями.
— Хм. Не припомню его. Капитан Эндрю уклончиво повернулся к пластине. — Вы, наверное, знаете, что станции работают на краях солнечного пятна, в так называемой полутени. Эта процедура имеет несколько преимуществ.
— Здесь немного прохладнее, чем в остальной части хромосферы, что легче для системы охлаждения соляриона и людей, и это пятно также служит ориентиром для прибывающих грузовых судов. Было бы почти невозможно найти станцию, если бы она не была на пятне. Достаточно трудно найти ее на температурном контуре.
— Температурный контур?
— Да, это как закругленная береговая линия в тридцать морских саженей на морском берегу. Только вот эта линия в пять тысяч. Через несколько минут, когда настанет время посадки, я переведу двигатели на автоматическое спектрографическое управление, и «Фобос» будет двигаться вдоль контура с температурой пять тысяч градусов Кельвина, пока не найдет «Солярион-9».
— Понимаю. Если станция когда-нибудь потеряет свои боковые двигатели и не сможет оставаться на пятитысячной линии, как вы ее найдете?
— Я бы никогда не нашел, — коротко ответил капитан Эндрю. — Всякий раз, когда обнаруживается пропажа станции, мы высылаем все наши поисковые катера, а их несколько сотен, и месяцами проводим поиск вокруг этого пятна. Но прежде чем начать поиск, мы знаем, что ничего не найдем. Мы никогда ничего не находили. Бесполезно искать на поверхности станцию, которая испарилась глубоко в вихре солнечного пятна.
— Станции находятся под автоматическим спектрографическим управлением, конечно, и оно должно удерживать их на линии пяти тысяч. Но иногда что-то идет не так с управлением, или необычно горячий вихрь газа Вильсона выплескивается за край пятна и обманывает систему управления, которая считает, что станция находится далеко от пятна, скажем, на более горячей линии пять тысяч четыреста.
— Таким образом, автоматическое спектрографическое управление перемещает станцию дальше к пятну, возможно, в скользкую зону Эвершеда у самого ее края. Оттуда станция может скользить дальше в тень. Я знаю один корабль, который выполз из зоны Эвершеда. Его экипаж пришлось заменить в полном составе. Но, ни один солярион никогда не выходил из тени. Таким образом, вы не можете полностью полагаться на спектрографическое управление.
— На каждой станции также есть три солнечных метеоролога, и метеорологи каждые четверть часа выпускают бюллетень о наиболее вероятном местоположении станции и о любых возмущениях, двигающихся в их сторону. Иногда им приходится прыгать быстро и в нужном направлении.
— И даже самые лучшие солнечные специалисты не могут предвидеть всего. Четыре года назад станции 3, 4 и 8 работали над большим «лидером» — пятнами, подобные полюсам магнита. Они всегда идут парами, и мы называем восточное пятно «лидером», а западное — «последователем», когда обсерватория Меркурия заметила, что лидер быстро уменьшается.
— К тому времени, когда до обсерватории дошло, что происходит, пятно уменьшилось до размеров округа Коннектикут. Патрульный корабль, который они послали за экипажами, прибыл слишком поздно. Пятно исчезло. Они полагали, что станции попытаются добраться до «последователя» и обосноваться где-нибудь на его пятитысячной линии.
— Восьмой удалось это сделать, с трудом. К счастью, она работала в самой верхней области лидера и, когда пятно исчезло из-под неё, ей пришлось дрейфовать к солнечному экватору. Но во время, когда она дрейфовала, она также сползала назад к «последователю» со своими боковыми двигателями, и она, наконец, поймала южную оконечность «последователя».
— А что насчет двух других станций? — спросил Алар.
— Никаких следов.
Вор мысленно пожал плечами. Койка в солярионе была совсем не похожа на отдых на зеленых скамейках Ла-Паса. У него никогда не было иллюзий на этот счет. Возможно, Разум рассматривал возможности его выживания в солярионе исключительно на основе холодной статистики.
Капитан отошел от люминесцентной пластины к металлическому шкафу, привинченному к дальней стене. Он повернул голову и спросил через плечо: — Стакан пенного напитка, доктор?
Алар кивнул. — Да, спасибо.
Капитан отпер дверь, порылся на полках и одной рукой вытащил пластиковую бутылку. Другой рукой он нащупал две алюминиевые чашки.
— Извините, что не могу предложить вам вина, — сказал капитан, возвращаясь назад через каюту, и поставил бутылку и чашки на маленький круглый столик. — Этот напиток не имеет никакой отдачи, но он холодный, и это очень хорошо в таком месте, как это. Его тон был слегка ироничным. Он налил два напитка, сжимая бутылку и выплескивая жидкость кремовой лентой, которая медленно оседала в чашках. Затем он отнес бутылку обратно в холодильник. Дверца захлопнулась под ударом огромной руки.
Алар поднял чашку и попробовал напиток. У него был острый лимонный вкус, холодный и пряный.