Коррипс, крупный энергичный мужчина с дружелюбными голубыми глазами и манерами настолько притягательными, что большая университетская аудитория была отведена ему как лекционный зал, взял предисловие и начал читать.
— «Если угодно, мы можем представить себе, что однажды днем за сорок тысяч лет до нашей эры передовой отряд неандертальцев достиг долины Роны, примерно там, где сейчас стоит Лион. Эти мужчины и женщины, изгнанные на юго-запад из своих охотничьих угодий в Богемии медленно наступающими ледниками, потеряли почти треть своей численности с момента пересечения замерзшего Рейна в январе прошлого года. В группе уже не было ни детей, ни пожилых людей».
— «Эти люди из Восточной Европы не были красавцами. Они были приземистыми, массивными, почти без шеи, с выпуклыми надбровными дугами и приплюснутыми ноздрями. Они шли, согнув ноги в коленях, на внешних краях ступней, как это делают высшие антропоиды».
— «И, все же, они были гораздо более цивилизованными, чем грубый эоантроп (гейдельбергский человек?) на чью территорию они двигались. Единственным орудием эоантропа был грубый кусок кремня, сколотый и приспособленный к его руке, который он использовал, чтобы выковыривать корни и иногда нападать на оленей из засады».
— «Он провел свою короткую тупую жизнь под открытым небом. Неандерталец, напротив, делал кремневые наконечники копий, ножи и пилы. Для этого он использовал большие кремневые чешуйки, а не ядро кремня. Он жил в пещерах и готовил пищу на костре. Должно быть, у него было какое-то представление о мире духов и жизни в потустороннем мире, потому что он хоронил своих мертвецов с оружием и предметами материальной культуры. Вожак группы…»
— Прошу прощения, джентльмены, — тихо вмешался Алар. — Я регистрирую сто пятьдесят пять. Его пальцы продолжали струиться по второй части «Патетики». Он не отрывал глаз от нот с тех пор, как впервые посмотрел через комнату и в окно в ответ на предупреждающее ускорение своего странного сердца.
— «Вожак», — продолжал Коррипс, — «серый, седой, безжалостный, остановился и понюхал воздух, поднимающийся над долиной. Он почувствовал запах оленьей крови в нескольких сотнях ярдов вниз по склону, а также еще один, незнакомый запах, похожий, но не похожий на нездоровую смесь грязи, пота и навоза, характерную для его собственной группы».
Хейвен встал, легонько постучал трубкой по пепельнице, стоявшей на большом столе, с тигриной томностью потянулся и медленно подошел к кофейнику у окна.
Алар был уже далеко в финальной части «Патетики». Он внимательно наблюдал за Хейвеном.
Коррипс монотонно говорил, не меняя интонации, но Алар знал, что этнолог краем глаза наблюдает за своим соавтором.
— «Старик повернулся к маленькому отряду и потряс своим копьем с кремневым наконечником, показывая, что найден след. Остальные мужчины подняли копья, показывая, что поняли и, молча, последуют за ним. Женщины растворились в редком кустарнике на склоне долины».
— «Мужчины пошли по оленьей тропе вниз по оврагу и через несколько минут увидели сквозь чащу старого самца эоантропа, трех самок разного возраста и двух детей, которые лежали, свернувшись калачиком, под нависшими над оврагом ветвями и обломками деревьев. Кровь все еще медленно вытекала из наполовину объеденной туши оленя, лежащей под головой старика».
Алар, прищурившись, следил за Хейвеном. Маленький биолог налил чашку крепкого черного кофе, добавил немного сливок и рассеянно помешал его, одновременно выглядывая в окно из тени комнаты.
— «Какое-то шестое чувство предупредило эоантропа об опасности. Старый самец встряхнулся своим пятисотфунтовым телом и, рыча, присел на корточки над оленем, ища близорукими глазами незваных гостей. Он не боялся ничего, кроме гигантского пещерного медведя Ursus spelaeus. Женщины и дети спрятались за ним со смешанным чувством страха и любопытства».
— «Сквозь зеленую листву захватчики смотрели как громом пораженные. Им сразу стало ясно, что убийцы оленя — это какие-то животные, притворяющееся людьми. Самые умные из неандертальцев, включая старого вождя, обменялись гневными взглядами. Без лишних слов вожак прорвался сквозь кусты и с гневным криком высоко поднял копье».
— «Его охватило убеждение, что эти отвратительные существа были чужими, а потому невыносимыми, что чем скорее их убьют, тем спокойнее он будет себя чувствовать. Он отвел назад свое тяжелое копье и метнул его изо всех сил. Оно прошло через сердце эоантропа и высунулось на полфута из его спины».
Хейвен нахмурился, когда он отвернулся от окна. Он поднес чашку кофе ко рту и, прежде чем выпить, его губы беззвучно сложились в слова: «звуковой поисковый луч».
Алар знал, что Коррипс уловил сигнал, хотя тот продолжал читать, будто ничего не произошло.
— «Грубый разум, стоящий за этим брошенным копьем, столкнувшись с проблемой чужого народа, пришел к решению простым визуальным ответом, не осложненным цензурой лобных долей головного мозга — сначала убей, потом исследуй».
— «Эта инстинктивная реакция, возможно, рудимент крохотной ментальной организации его насекомоядного предка (Заламбдалестес?), восходящий, вероятно, к меловому периоду, характеризовала каждый вид гоминида до и после неандертальца».
— «Реакция все еще сильна, поскольку две мировые войны являются ужасными свидетелями. Если бы человек с копьем мог сначала рассуждать, а затем метать, его потомки могли бы достичь звезд в течение нескольких тысячелетий».
— «И теперь, когда расщепляющиеся материалы добываются непосредственно с поверхности Солнца в огромных количествах Имперской Америкой, Западное и Восточное полушария не будут долго откладывать еще одну попытку оспорить превосходство своих соответствующих культур. На этот раз, однако, ни одна из сторон не может надеяться на победу, патовую ситуацию или даже поражение».
— «Война закончится просто потому, что не останется людей, чтобы сражаться, если не считать сотни или около того звероподобных созданий, сгрудившихся в самых дальних коридорах подземных городов, зализывающих свои лучевые раны и делящих с несколькими крысами трупы, которые так хорошо сохранились повсюду (не осталось гниющих бактерий, разлагающих мертвых). Но даже оставшиеся упыри бесплодны, и через десять лет...»
В дверь постучали.
Хейвен и Коррипс обменялись быстрыми взглядами. Затем Хейвен поставил свой кофе и направился в фойе. Коррипс быстро оглядел комнату, подтверждая положение своих сабель, которые с невинной декоративностью висели на ремнях между скелетами гоминидов.
Они услышали голос Хейвена из коридора. — Добрый вечер, сэр? Да ведь это генерал Турмонд. Какой приятный сюрприз, генерал! Я сразу узнал вас, но вы, конечно, меня не знаете. Я профессор Хейвен.
— Не возражаете, если я войду, доктор Хейвен? В этом сухом голосе было что-то леденящее и смертельное.
— Вовсе нет! Боже, благослови мою душу, для нас это большая честь. Входите! Мика! Алар! Это генерал Турмонд, Министр Полиции!
Алар знал, что за экспансивностью этого человека скрывается необычная нервозность.
Коррипс рассчитал свой проход так, чтобы группа объединилась вокруг Гоминида. Алар, следовавший за ним по пятам, с беспокойством заметил, что руки этнолога подергиваются. Неужели они так боятся только одного человека? Его уважение к Турмонду быстро росло.
Если не считать резкой оценки Алара, Турмонд проигнорировал все вступления. — Профессор Коррипс, — мягко произнес он, — вы читали что-то очень странное как раз перед тем, как я постучал. Вы, конечно, знаете, что у нас есть поисковый луч?
— Неужели? Как странно. Я читал книгу, которую мы с доктором Хейвеном сейчас пишем, — «Самоубийство человеческого рода». Вам было интересно?
— Только, между прочим. Это дело Министра Подрывной Деятельности. Я, конечно, доложу об этом, как только он сочтет нужным. Но, на самом деле я здесь по другому делу.
Алар почувствовал, как напряжение нарастает на целую октаву. Коррипс громко дышал, а Хейвен, по-видимому, вовсе не дышал. Он знал, что жестокие глаза Турмонда не упустили из виду связку сабель, свисающих с Гоминидов.