Надо сказать, что слова Романовского не на шутку обидели Флора, ибо в комментариях к одной из своих партий он иронизирует: «Мастер И. Рабинович очень предупредительный противник. К радости заслуженного мастера П. Романовского, он дает мне возможность закончить партию в "творческом стиле". Следует комбинация несложная, но доставившая удовольствие зрителям»40. Последнее выражение – это почти слова Капабланки, брошенные им С. Тартаковеру на Лондонском турнире 1922 г.:
"Доставим удовольствие галерке".
В статье Романовского есть и неблагодарная футурология. Он считает, что Флору больше не достичь высот прошлых лет. Вероятно, этот же прогноз относился и к Р.
Файну. Действительно, в 1938 г. Флор потерпел сокрушительное фиаско в Амстердаме, но сумел взять блестящий реванш в тренировочном турнире Ленинград – Москва 1939 г., где он занял чистое 1-е место выше С. Решевского, провалившегося Кереса и всех советских участников. Падение силы С. Флора в первую очередь связано с тяжелым положением в Чехословакии накануне пресловутого Мюнхена – он потерял Родину. Что же касается Р. Файна, то прогноз П. Романовского в отношении его оказался ошибочным: в Амстердаме он разделил 1-2-е места, а в двух советских турнирах в Москве и Ленинграде просто провел карательную экспедицию, легко завоевав 1-е место. А "фигура умолчания" – Михаил Моисеевич Ботвинник стал чемпионом мира. Но дело было не так просто.
Начало полемики, вероятно, лежит в предисловии Я. Рохлина к книге "Первенство Ленинграда 1932 года". Он пишет о противопоставлении идей старой, как он называет "черноземной", школы с творчеством Ботвинника. Он пишет: "Некоторым скептикам творчество Ботвинника не совсем импонирует, а кое-кому из ветеранов его успехи все кажутся следствием объективного турнирного счастья… Надо сказать, что у нас еще достаточно распространен дилетантский взгляд, что глубина шахматного творчества оценивается преимущественно числом жертвенных комбинаций…
М.М. Ботвинник в шахматном отношении рос на наших глазах. Бесспорно, в его игре имеются еще недостатки: например, заметна некоторая склонность к схематической трактовке ряда положений, он явно недолюбливает и избегает чересчур запутанных позиций; однако использовать эти недостатки практически очень трудно. Далее идет важнейший вывод: «Как тактик (и мы считаем необходимым подчеркнуть), Ботвинник не имеет себе равных в СССР. Вопрос только в том, какова глубина тактических комбинаций Ботвинника, по сравнению с другими советскими мастерами. Могучая плеяда старшего поколения, продолжателей "черноземного" искусства М.И. Чигорина – Романовский, Левенфиш, Богатырчук, Берлинский, – облекали свои тактические маневры в рамки "промежуточных комбинаций", так называемый Zwischenzug'oв, которые были в свое время бичом для молодого поколения. Это в особенности давало себя чувствовать в заключительной части миттельшпиля и в сложном эндшпиле. Каждый из новой плеяды советских мастеров испытывал горечь неудач и разочарований, когда в получавшихся выигранных позициях против того или иного мастера старшего поколения совершалась метаморфоза противоположного порядка. Сколько было таких партий проиграно… М.М.
Ботвинник, несмотря на свою молодость, счастливо избег этих ошибок…»41 Но и для Ботвинника не все было просто. Отметим, что из "черноземцев" чигоринской школы двое были евреями. Все четверо были чемпионами СССР, а Левенфиш даже дважды, и для Ботвинника победить их было сложнейшей задачей.
Очень чувствительным для самолюбия будущего чемпиона мира был матч на звание чемпиона СССР с 49-летним Григорием Яковлевичем Левенфишем, окончившийся вничью (+5,-5,=3). Общий счет с вышеупомянутыми "чигоринцами" (+14,-11,=20) скорее говорил о трудностях роста Ботвинника, чем о его превосходстве.
Будет уместно рассказать и о малоизвестном ответе Ботвинника на статью Романовского, который в свете будущего мог бы быть отповедью на юдофобскую инсинуацию Алехина. Причем, имя Романовского в ней не упоминается, но, безусловно, она имеет этот адрес. Речь идет о статье Ботвинника, приуроченной к 30-летию смерти М.И. Чигорина: "Почему Чигорин не был чемпионом мира?"42.
Ботвинник отдает справедливость дарованию покойного чемпиона России, но считает, что, благодаря узости своего взгляда на шахматы, Чигорин не сумел перестроиться и полностью впитать новые веянья школы Стейница: «Стиль Чигорина…претерпел некоторые изменения. Хоть на словах он горячо восставал против принципов Стейница и правил Тарраша, но на игре его самого все более заметным становится влияние "новой школы"… Но в основном Чигорин оставался верен себе и "старой школе".
Очевидно, что в шахматы можно играть любым стилем, – всякий стиль хорош, если он ведет к победе. Но чем шахматист разностороннее, тем больше у него шансов на победу, тем глубже и лучше он может сыграть за доской… По характеру своего творчества Чигорин в большей мере остался приверженцем "старой школы" и, может быть, поэтому он не стал чемпионом мира». Далее идет пассаж, который можно связать лишь с историей "Петербургского шахматного собрания" и пресловутым "флоро-файновским" стилем. Ботвинник вспоминает сборник партий Чигорина, изданный Е.Д. Боголюбовым:
«Однако именем М.И. Чигорина иногда пользуются для целей, шахматному искусству совершенно чуждых; так, в предисловии к своей книге "Избранные партии Чигорина" Боголюбов пишет: "Я сам слишком ясно чувствую неразрывную связь своей игры с игрой М.И. Чигорина; то же сходство в стиле с М.И. Чигориным можно легко усмотреть и у А.А. Алехина; может быть, это сходство стилей должно быть объяснено общим нам славянским происхождением…"(!) (знак М. Ботвинника. – С. Д.)».
Вывод Ботвинника почти неожиданен, если не принять во внимание привходящие обстоятельства: «Такое "объяснение" должно быть решительно отвергнуто. Видимо, уже в 1926 г. (когда была выпущена эта книга) Боголюбов был неравнодушен к расистским теориям фашизма, приютом которого он ныне пользуется». Конечно, Ефим Дмитриевич здесь ни при чем: он как раз был равнодушен к нацизму. Да и национальный характер играл и играет определенную роль в становлении личности и вряд ли Михаил Моисеевич мог обижаться на "Гомера шахматной доски", как раз писавшего о различиях характера внутри одного народа: «…оба маэстро представляют собою два в корне различные характера своего народа: Алехин-аристократ…
Боголюбов – сын крестьянина… Один – охваченный вечным мятежом духа, другой… – воплощающий русское "ничего!"» И далее в духе евразийских теорий: "Пусть стратегия Алехина ослепляет как солнечный свет, молнии остроумия Боголюбова часто ярко блещут из мрака! Оба они передовые борцы сокрушающей шахматной силы Востока"43. Нет, не Боголюбова и даже не Чигорина имел в виду Ботвинник!
Будем справедливы, Романовский резко пересмотрел свои взгляды и в прекрасной книге "Миттельшпиль" почти полностью становится на позиции "флоро-файновского" стиля. Думаю, что не последнюю роль в этом сыграла печально известная статья Алехина, естественно вызвавшая у него негодование. Одна из глав книги у Романовского называется: "Две победы Вильгельма Стейница, их творческая и техническая сущность". Он пишет: "Обе партии отличаются ясной, целеустремленной мыслью. Игра Стейница говорит в них сама за себя. Тем не менее нам хочется еще раз напомнить в заключение этой главы-увертюры, с каким искусством Стейниц оперировал пешками и как экономно расходовал энергию фигур. Минимум усилий, максимум достижений!
Повторяя этот творческий лозунг Стейница в плановой игре, призывающий к бережному отношению ко времени, измеряемому в шахматах темпами, можно сказать, что и в наши дни он написан на творческом знамени шахматного искусства"44.
Вместе с тем Петр Арсеньевич высоко оценил работы Я.И. Нейштадта, восстанавливающего историческую справедливость. (Сообщено автору Я.И. Нейштадтом.)
"АРИЙСКИЕ" И "ЕВРЕЙСКИЕ" ШАХМАТЫ АЛЕХИНА
Интеллектуальная добыча нацистской Германии была невелика, но она была.
Престарелого Кнута Гамсуна норвежцы судили. Не украсило биографию и Рихарда Штрауса сотрудничество с нацистами. В фашистском рейхе жил Герхардт Гауптман, жаловавшийся впоследствии, что Геббельс ему вывернул руки. Можно найти еще несколько имен – и это, кажется, все. Что касается Алехина, то надо сказать, что он единственный выступил с декларацией и нацистская пропаганда прекрасно ею воспользовалась. Можно спорить о степени подневольности Алехина, но в нейтральной Испании, в сентябре 1941 г. он дал два интервью, в которых настойчиво повторял, что первым попытался рассмотреть шахматы с расовой точки зрения45.