Читал и любил Давид Абрамович Некрасова, и несложная политэкономия, изложенная в поэме, была понятна ему.
Итак, в течение нескольких лет орошение давало обильные урожаи, но сбыт находился в руках практически одного человека, монополизировавшего это дело и потому сбивавшего цену. И опять на сцену выступает Бондарев. Зависимость иудинцев от вышестоящего начальства – очевидна. Чтобы продавать хлеб, нужно было получать каждый раз "вид", разрешение, терпеть бесконечные злоупотребления и взяточничество, начиная от станового до самого верха. И это в стране, освобожденной от крепостной зависимости, в Сибири, не знавшей помещичьего землевладения и так нуждающейся в своем хлебе. Давид Абрамович обращается с прошением к Енисейскому губернатору Л.К. Теляковскому с просьбой разрешить крестьянам села Иудина самим сплавлять хлеб вниз по Енисею, на золотые прииски.
Положение губернской администрации было затруднительно: с одной стороны, ими велась борьба с отступниками от истинной веры, с другой – Петербург требовал расширения посевных площадей в Минусинском крае. Казна знала, что из сотен тысяч пустующих земель с трудом обрабатывалась десятая часть38. Допускаю, что прошение было написано таким образом, чтобы не оставить властям выбора. Разрешение было получено, и с этого времени иудинцы сами на барках стали сплавлять хлеб на золотые прииски за 1 400 верст. Это стало решающим фактором в стимуляции труда иудинских крестьян. С этого времени в их дома пришел достаток. И все это благодаря стараниям и энтузиазму Бондарева. Возможно, что с этого времени за Минусинским краем утвердилась репутация "Сибирской Швейцарии". Владимир Ульянов писал своей матери и сестре об этих краях, что лето он проведет в "Сибирской Италии", где пейзажи напоминают Швейцарию (письмо от 17 апреля 1897 г.) Но, кажется, мы где-то читали о деревне, где были здоровые овцы и лошади, а коровы были "толще московских купчих":
И, действительно, два важнейших компонента: Воля и Труд – создают сытое благополучие, но не все так просто, как в поэме Некрасова. Вообще иудинцы всегда старались помочь не только друг другу, но и другим. В Иудино пришло письмо из Красноярска с просьбой помочь погорельцам хлебом. Общество отпустило из экономического магазина 50 пудов. Многие предлагали дать больше, но, к сожалению,
"кобылка весь хлеб поела"40.
БОРЬБА ЗА СВОБОДНУЮ ТОРГОВЛЮ
Следующим этапом в жизни крестьянина Бондарева стала борьба за создание общественной торговли, и не только в своем селе, но и во всей России. Вопрос об общественной кооперации, без сомнения, был подсказан минусинскими знакомцами Давида Абрамовича. Нигде – ни в воспоминаниях самого Бондарева, ни в воспоминаниях о нем, ни в переписке – никогда не появлялось имя Николая Гавриловича Чернышевского. А ведь не слышать и не знать о нем иудинский отшельник не мог. Тем паче, что его ближайшие приятели в Минусинском музее – все сплошь шестидесятники и народовольцы, да и сам сосланный Чернышевский, по сибирским меркам, был почти сосед. В прошлом веке для поколения шестидесятников и последующих Николай Гаврилович был Учителем с заглавной буквы, обладал огромным авторитетом. Мерки сегодняшнего дня не должны заслонять от нас прошлого.
Чернышевский был, как теперь говорят, знаковой фигурой своего времени, и то, что сегодня его никто не читает – так мало ли кого из хороших литераторов прошлого начисто забыли! То, что для Н.К. Михайловского и В.И. Ленина роман "Что делать?" был настольной книгой, не добавляет ей привлекательности. Но что скажет современный читатель, знакомый с пишущей машинкой или ксероксом, если узнает, что спустя и 30 лет (!) после публикации в "Современнике" запрещенный роман переписывали от руки. Так, в семинарии некий бурсак Неаполитанский переписал весь роман целиком41. Пройдет еще 30 лет, и жрецы и жертвы революции на берегах Сены будут воспевать не только "честной" динамит и револьвер, но и Вилюйского ссыльного:
"Моисеем-пророком наших социалистов" назвал Чернышевского историк Н.И.
Костомаров, человек крайне правых взглядов, оценивающий формы деятельности социалистов как "чудовищные"43.
И даже сам Лев Николаевич Толстой, в свое время писавший Н.А. Некрасову о "клоповоняющем господине", к концу жизни говорил А.Б. Гольденвейзеру о многих очень хороших, высоких в нравственном отношении мыслях, присущих Чернышевскому. Примером может служить запись в Дневнике от 19 декабря 1888 г.: "Вечер читал. Статья Чернышевского о Дарвине прекрасна. Сила и ясность…"44 А мысли, заложенные в романе "Что делать?", могли пригодиться правдоискателю Бондареву. Знаменитый второй сон Веры Павловны как раз касается важнейшего:
Чернышевский провозглашает Труд главным элементом жизни. Возможно, что эта искра взбудоражила Давида Абрамовича. Ведь сон Веры Павловны был посвящен самому главному в жизни Бондарева – выращиванию хлеба. Напомним, во второй сон введен диалог между Лопуховым и Мерцаловым о разных условиях произрастания пшеницы: накануне между героями романа шел спор о химических основаниях земледелия по теории Юстуса Либиха, родоначальника современной агрохимии. И более того – снится Вере Павловне, что Алексей Петрович и ее муж ходят по полю и рассуждают о корнях, колосьях, пшенице, дренаже и т. п., т. е. происходит разговор, должный заинтересовать крестьянина-хлебороба. Даже "дренаж" почвы в иных климатических условиях – обратное искусственному орошению Минусинской степи.
И если Труд – главное, то следует продумать и его разумную организацию. Еще в работе "Капитал и труд" (1860) и "Очерках из политической экономии (по Миллю)" (1862) Н.Г. Чернышевский требует, "чтобы работники сделались из наемных людей хозяевами", а организация труда должна зиждиться на основании товарищеских ассоциаций, ибо "экономическая история движется к развитию принципа товарищества". Идея кооперации целиком охватила Бондарева. Неизвестно, читал ли он роман, но вполне вероятно, что сотрудники Минусинского музея ознакомили его с основными идеями Чернышевского45.
Напомним, что Бондарев был в меру начитанным человеком. Он еще у себя на родине познакомился с произведением А.Н. Радищева, а в Минусинске ему достали полный текст "Путешествия из Петербурга в Москву", откуда он хорошо усвоил многое. Итак, как видим, для Бондарева идея кооперации упала на подготовленную почву, но для Сибири это было делом необыкновенным. Законопослушный Бондарев через минусинского исправника отправил губернатору прошение, которое, как водится, до адресата не дошло. Упорный Бондарев шлет запрос: почему на свое прошение он не получает ответа. Губернатор предписанием от 28 июня 1895 г. потребовал от исправника прошение. И лишь после этого минусинский окружной исправник переслал прошение Бондарева губернатору со следующим донесением-доносом:
\
Минусинского окруж- Его превосходительству ного исправника. господину Октября 5 дня 1895 г. Енисейскому губернатору № 1052 г. Минусинск.
Во исполнение предписания от 28 июня сего года за № 4997, представляя при сем присланное при упомянутом предписании прошение крестьянина Бейской волости Тимофея Бондарева, ходатайствующего о разрешении открытия общественной торговли, отзыв того же Бондарева, данный с минувшего сентября в разъяснении приведенного прошения, и представленные им гербовые марки, на сумму один рубль сорок копеек, имею честь донести вашему превосходительству, что Бондарев, как донес мне земский заседатель 4 уч. вверенного мне округа, уже несколько лет занимается исключительно составлением проектов и статей преимущественно обличительного характера, часть которых переведена и отпечатана на французском языке, как видно из имеющейся у Бондарева переписки с графом Л.Н. Толстым.