– И все же, как ни странно, – проговорил Понд очень медленно, – вы не заметили самого тяжкого обвинения.
– По-моему, тут все тяжко, – резко ответил юрист. – А что вы имеете в виду?
– Их показания неумышленны, – сказал Понд. – Не может быть и речи о заговоре. Моя юная американка абсолютно честна и ни за что не примкнула бы к заговору. Питер Гэхеген очень нравится женщинам. Он нравится даже самой Вайолет Варни. А ее сестра Джоан любит его. И все-таки они свидетельствуют против него, или, вернее, все они показали, что он сам свидетельствует против себя. И все они не правы.
– Черт побери, что вы хотите сказать? – неожиданно вспылил мистер Льюк. – В чем они не правы?
– Они неверно передают его слова, – ответил Понд. – Спрашивали вы их, что он еще сказал?
– Что же еще нужно? – вскричал юрист, окончательно выходя из себя. – Они могут поклясться, что он сказал именно эти фразы: «Иду к Февершемам»; «Не иду к Февершемам»; «Иду в клуб» – и ушел, оставив последнюю собеседницу в полной ярости.
– Вот именно, – ответил Понд. – Вы утверждаете, что он произнес три противоречащие друг другу фразы. Я же утверждаю, что он сказал три раза одно и то же, только по-разному расставлял слова.
– «По-разному расставлял слова»!.. – повторил Льюк почти злобно. – В суде он узнает, что по закону о лжесвидетельстве «расставлять по-разному слова» совсем не значит «говорить то же самое».
Некоторое время они молчали; затем мистер Понд спокойно сказал:
– Итак, теперь мы знаем все о преступлении капитана Гэхегена.
– Кто сказал, что мы хоть что-нибудь знаем? Может быть, вы знаете? Я нет.
– Да, я знаю, – ответил мистер Понд. – Преступление капитана Гэхегена заключается в том, что он не понимает женщин, особенно современных. Это обычное свойство так называемых губителей женских сердец. Известно ли вам, что старый добрый Гэхеген – не кто иной, как ваш прапрадедушка?
Мистер Льюк вздрогнул: он на самом деле испугался. Не ему первому пришло в голову, что мистер Понд не совсем в своем уме.
– Разве вы не видите, – продолжал Понд, – что Гэхеген принадлежит к старой школе галантных щеголей и волокит? Они восклицали: «О женщина, прекрасная женщина!», но ничего не знали о ней, и женщины этим пользовались. Зато как умели эти щеголи говорить комплименты! Вы, наверное, считаете, что это не имеет отношения к делу. Но понимаете ли вы, что я хочу сказать, называя Гэхегена губителем женщин в старом вкусе?
– Пока что я вижу, что он губитель мужчин в весьма новом вкусе! – яростно выкрикнул Льюк. – Он убил достойного, тяжко оскорбленного человека, моего клиента и друга!
– Мне кажется, вы немного раздражены, – сказал мистер Понд. – Случалось ли вам читать книгу доктора Джонсона[10] «Тщета человеческих желаний»? Это чтение очень успокаивает. Поверьте мне, писатели восемнадцатого века, о которых я хочу говорить, пишут в чрезвычайно успокоительной манере. Знакома ли вам трагедия Аддисона[11] «Катон»?
– Мне кажется, вы сошли с ума, – сказал юрист, сильно бледнея.
– Или еще: скажите мне, – осведомился мистер Понд тем же светским тоном, – приходилось ли вам читать пьесу мисс Эйза-Смит о герцогине в купальном костюме? Там все фразы неестественно укорочены, ну… как купальный костюм.
– Имеют ли ваши слова хоть какой-нибудь смысл? – прошептал юрист.
– О, несомненно! – ответил Понд. – Но сразу не объяснишь, это длинная история – вроде «Тщеты человеческих желаний». Дело вот в чем. Мой друг Гэхеген очень любит старинное красноречие и старинное остроумие. Я тоже. Мы ценим блестящие завершения длинных речей и финальные жала эпиграмм. Так мы подружились, нас сблизила любовь к манере письма восемнадцатого века знаете, размеренная речь, антитезы и тому подобное. Предположите, что и вы любите такие вещи и читаете хорошо известные строки из Аддисонова «Катона»:
Они могут нравиться или не нравиться. Но в любом случае вы вынуждены прочесть их до конца. Потому что эти стихи начинаются с избитой истины, вся соль их – в конце. В наше время у фраз вообще нет конца, никто и не ждет его.
Женщинам всегда была в некоторой степени свойственна эта манера. Не потому, что они не думают, – они думают быстрее, чем мы. Нередко они и говорят лучше нас. Но они не умеют слушать, как мы. Они сразу схватывают первую мысль, она для них важнее всего; дальнейшее они подразумевают – и несутся дальше, иногда не дослушав фразы. А Гэхеген совсем другой человек: он принадлежит к старой ораторской школе, всегда должным образом заканчивает фразы и заботится об этом не меньше, чем о начале.