Она сразу почувствовала к мистеру Понду дочернюю привязанность и рассказала все о себе. Ему же ничего не удалось ей рассказать. Не выплыли на поверхность мрачные тайны семейства Понд; остались нераскрытыми преступления, совершенные за дверью его спальни. Основной темой беседы было детство мисс Артемис в штате Пенсильвания; ее первые честолюбивые мечты и первые идеалы (как многие ее соотечественники, она, по-видимому, отождествляла эти понятия).
Она была феминисткой и вместе с Адой П. Тьюк боролась против клубов, пивных и мужского эгоизма. Она написала пьесу, и ей не терпелось прочитать ее мистеру Понду.
– Что касается вопроса о «личном правосудии», – вежливо вставил мистер Понд, – мне думается, все мы испытывали искушение в отчаянные минуты жизни…
– Вот-вот, мне отчаянно хочется прочитать вам пьесу, и знаете… Дело в том, что она ужасно, ужасно современная… Но даже самые современные авторы еще не додумались начать действие в воде, и потом…
– Начать действие пьесы в воде? – удивился мистер Понд.
– Ну да… ведь это самое… ах, вы не понимаете! Я думаю, скоро все актеры будут выходить на сцену в купальных костюмах – кто из правой кулисы, кто из левой… Представляете? Не то что эта старая чепуха. А вот у меня они появляются сверху и сразу ныряют воду… Эффектно, а? В общем, начинается так, – и она стала читать очень быстро:
– «Сцена. Море у Лидо.
Голос Тома Токсина (над сценой). Внимание, ныряю…
Токсин (в ярко-зеленом купальном костюме, ныряет сверху на сцену). Плюх.
Голос герцогини (над сценой). Ну, от вас, кроме плюх, ничего не дождешься, разве что…
Герцогиня (в ярко-алом купальном костюме ныряет сверху на сцену).
Токсин (отфыркиваясь). Я хоть плюхнулся, а вы… И вообще…
Герцогиня. Вот что, дед!»
Она зовет его дедом, понимаете, как в той смешной песенке – ну вы знаете… Но они совсем молодые, конечно, и довольно… Вы понимаете… Только…
Мистер Понд перебил ее мягко, но решительно:
– Не будете ли вы так добры и не оставите ли мне рукопись, мисс Эйза-Смит? Или, может быть, пришлете с кем-нибудь, чтобы я мог насладиться на досуге? На мой старомодный вкус, действие развивается несколько стремительно, и, мне кажется, никто почему-то не кончает реплик. Вы думаете, вам удастся убедить ведущих актеров нырять на сцену с высоты?
– Конечно, старики упрутся! – ответила она. – Потому что… Ну не станет же прыгать ваша великая Оливия! Хотя она не так уж стара… и еще прелесть… только уж очень шекспировская!! Но я уговорила Вайолет Варни, она мне обещала, я дружна с ее сестрой… понятно, не то чтоб… и куча любителей пойдет… Этот самый Гэхеген хорошо плавает, и он уже играл… Он-то точно согласится, если Джоан будет!
Лицо мистера Понда, до сих пор хранившее терпеливое и стоическое выражение, внезапно оживилось; он насторожился, и тон его стал серьезен.
– Капитан Гэхеген – мой близкий друг. Он представил меня мисс Джоан Варни. Что касается ее сестры, которая играет на сцене…
– Джоан она и в подметки не годится, правда? Хотя… – завела было мисс Эйза-Смит.
Мистер Понд пришел к определенным выводам. Ему понравилась мисс Эйза-Смит. Она ему очень понравилась. А вспомнив о Вайолет Варни, английской аристократке, он почувствовал, что американка нравится ему еще больше.
Леди Вайолет принадлежала к числу богатых дам, которые платят за право плохо играть, отнимая тем самым у бедных актеров возможность зарабатывать деньги хорошей игрой.
Несомненно, она была вполне способна нырять на сцену в купальном костюме, и в любом другом костюме, и даже вообще без всякого костюма, только бы попасть на сцену и увидеть перед собой огни рампы. Она была вполне способна участвовать в нелепой пьесе мисс Эйза-Смит и нести такой же вздор о современной женщине, независимой от эгоиста-мужчины. Но между ними существовала разница, и не в пользу высокородной Вайолет. Бедная Артемис следовала дурацкой моде потому, что была журналисткой и добывала средства к жизни тяжелым трудом, а Вайолет Варни лишала заработка других. Обе говорили в одной манере – нанизывая незаконченные фразы. Как полагал мистер Понд, именно такой язык, и только такой, мог быть по праву назван ломаным. Но Вайолет обрывала фразу, словно изнемогая от усталости; Артемис – от избытка энергии, торопясь начать следующую. Да, было в ней что-то – наверное, вкус к жизни, который отличает американцев при всех их недостатках.
– Джоан Варни – душечка, – продолжала Артемис, – и, честное слово, ваш друг Гэхеген тоже так думает. Как вы считаете, выйдет у них что-нибудь? Он странный парень, знаете ли…