Так то – раньше… но теперь, когда он уже выпил три жизни, его не всякая ловушка удержит, не всякое заклятие остановит. Раньше темницы были для него неприступны… раньше – но не теперь.
Вход в темницы мы с Лиахом отыскали без труда. Если возле входа валяется еще не остывший труп охранника, ошибиться дверью трудно. Особенно если она распахнута настежь.
– Не подпускай его, – с трудом выговорил Лиах враз отвердевшими губами. – Только не подпускай. Он может затаиться где угодно.
М-да… если бы Верховный Жрец и впрямь догадался затаиться и подстеречь нас, туго бы нам пришлось. Но стоит слабому телом и духом человеку заполучить хоть малую крупицу силы – и он шалеет. И почему это слабакам мнится, что сила решает все? Ни сила, ни власть, ни право – уж мне ли не знать! А вот Верховный Жрец верил только в могущество силы, верил истово, исступленно. Зачем таиться? Набрать побольше силы – и смять, сломать, растоптать, раздавить, уничтожить!
Нет, его толстопузие и не думал таиться. Он бежал, он торопился, он искал еще какую-нибудь бесхозную жизнь, которую так сладко будет выпить до самого донышка. Он несся огромными шагами, и выглядело это просто чудовищно. Нужно ведь нечто больше, чем просто мускулы, чтобы поднять в бег этакую тушу… да он нас не то, что выпить – просто весом своим задавить сейчас способен!
Но ему было не до нас. Я подумал сперва, что треклятый жрец удирает от нас без оглядки… как же! Так не удирают – так настигают. Так повывает и поскуливает идущая по следу гончая, когда запах жертвы из еле уловимого становится несомненным, когда добыча уже маняще близка, когда уже слышится ее трудное, неровное дыхание… громкое, громче звука таких же трудных, неровных шагов… а вон за тем оврагом уже не только жаркий запах страха услаждает преследователей, там явит себя их взору и сама добыча – обессиленная, почти насмерть загнанная плоть – быстрей, еще быстрей! Жрец на бегу едва не повизгивал от предощущения добычи, да притом такой, что и попытаться-то убежать не сможет. Нет, не до нас ему было. Нас он не замечал и вовсе. И не подземельный сумрак укрывал нас от его взгляда. Здешняя тьма ничуть ему не препятствовала. Тусклый свет единственного почти уже догоревшего факела, вдетого в стенное кольцо, не мог одолеть темноты. Мы бы с Лиахом мигом заплутали, вздумай мы бежать бегом сами по себе, а не вослед жрецу. Да мы и так могли потерять его из виду… вот только подметки его мягких коротких сапог были совсем еще белые, нехоженые – а белое в полутьме различить нетрудно. Эти белые подошвы так и мелькали впереди, словно сигнальные флажки… не то бы мы непременно сбились с дороги, свернув в потемках в какой-нибудь тупик или миновав нужный поворот. А вот жрецу нужды не было замедлять бег, чтобы вглядеться в полумрак: он бежал не наугад. Он стремился на запах жизни, которая была где-то здесь… здесь, рядом, близко, совсем близко – добраться! выпить! поглотить!
Лицо Морского Короля озарилось радостью гнева, губы раскрылись, и из них исторгся вопль… не так звучит боевой клич Морских Королей – но пьяный силой пожиратель жизней подлинного боевого клича недостоин. Просто яростный крик – чтоб заставить обезумевшую тушу обернуться. Чтоб не в спину… а умеют ли вообще Шенно убивать ударом в спину? Лиах вот даже сейчас не стал. Он дождался, пока взгляд жреца встретился с его взглядом. А потом быстро и точно метнул три ножа – в горло, в грудь и в висок.
Верховный Жрец пошатнулся изумленно – и рухнул навзничь.
Я невольно сделал шаг вперед и вскинул руку… проверить, что ли, хотел, точно ли мертв Оршанов прихлебатель?
– Не касайся! – вскрикнул Лиах и шагнул следом за мной.
Вот тут-то оно все и случилось.
Покойный жрец был ведь в этом замке своим… ну, или почти своим. Конечно, в обычном состоянии заклятия бы его в темницу не пропустили. Но сейчас, когда заклятья учуяли еще и силу… в замке никто не обладает силой – кроме хозяина… или тех, кого он наделил силой самолично. Знакомец, обладающий силой, находиться в подземелье вправе. И охранные заклинания пропустили его… его – но не нас!
Мы-то были чужаками.
Обладатель силы заклятиям знаком – и его нужно охранять. Вторгшиеся в подземелье чужаки его убили – и их нужно уничтожить. Останься я стоять, где стоял, и заклятия до нас бы не дотянулись. Но один только шаг, один-единственный, предал нас в их власть.
Быстрое и тяжкое колыхание застоявшегося воздуха… а еще мгновением позже вроде даже чуть посветлело. Ну еще бы. Остаткам факела недоставало силенок осветить длинный коридор – но их вполне хватит, чтобы теперь, когда по обе стороны коридора беззвучно опустились каменные стены, напрочь отрезав нам все выходы наружу, мы могли ожидать смерти… ну, скажем – не совсем впотьмах.
Лиах беззвучно выругался, рука его сомкнулась вокруг рукояти добытого с бою меча, уже было выхватила его из ножен почти наполовину – и вбросила обратно.
– Попались, – странным бесцветным голосом произнес Морской Король и плотно сомкнул губы, словно пытаясь удержать рвущийся с них вздох.
Попались, и еще как… я-то ничего поначалу не понял – до тех пор, пока не углядел наши тени. Тусклый свет факела отбрасывал наши тени – разумеется, а как же иначе? Отбрасывал на стены – разумеется, а куда же еще? Вот только вблизи от нас наши тени тянулись макушками к низкому нависающему потолку, как теням и полагается – а там, вдали, на этих новых стенах, отделивших нас от всего остального мира… на этих стенах они были перевернутыми.
Я охнул и невольно переступил с ноги на ногу – и моя перевернутая тень тоже сделала шаг.
– Лиах, что это? – не своим каким-то, совершенно чужим голосом произнес я.
Вместо ответа Лиах выхватил последний нож из своего припаса и метнул его прямо под стену. Острие тускло поблескивало у самого ее основания. А потом оно исчезло из виду, и я услышал, как хрустит на изломе сталь, мало-помалу скрываясь под краем стены.
Я снова охнул.
– Смерть это наша, что ж еще, – криво усмехнулся Лиах.
Иные молитвы бывают услышаны лучше, чем хотелось бы. Кажется, это я не далее как в полдень в исступленном отчаянии молил Богов о другой смерти – любой, какой угодно, только другой?
– И ведь вымолил, – вздохнул Лиах… а я и не заметил, что последние слова произнес вслух. – Придраться не к чему. Смерть, действительно, другая.
А, проваль – да за что? За что?! Я ведь для себя просил другой смерти… для себя и только для себя! Говорят, Боги пошутить любят… да за такие шутки даже на помойке, бывало, морду били так, что аж звенело! Разве Лиах тоже смерти искал? Так за что же? За то, что пощадил меня? За то, что живым с алтаря вытащил? За то, что бился рядом со мной, не жалея себя? За то, что остеречь меня хотел… за этот последний шаг следом за мной? Отвечайте же, не молчите! Скажите ничтожному смертному хоть что-нибудь. Скажите, не молчите… а, да где уж там! Хоть что-нибудь, хоть кто-нибудь… Лиах, ты хоть не молчи!
Но Лиах молчал. Лицо его было недвижно, как маска. Лишь капельки пота смывали грязь, исчерчивая закаменевшие скулы бледными полосками, и тусклый свет полуугасшего факела окрашивал их светлой бронзой… спокойное такое лицо, тихое… совсем как давеча возле костра… только тогда он говорил со мной, а теперь молчит… потому что моя теперь очередь говорить. А говорить трудно, трудно и стыдно… стыдно говорить о том, о чем решил молчать.
О смерти Кеану.
Я ведь накрепко решил там, у костра, что правды Лиах от меня не узнает – а больше и не от кого. Решил всего пару часов назад. Ну что, мастер Дайр Кинтар – надолго ли достало твоей решимости?
Надолго.
На всю оставшуюся жизнь.
Потому что мы оба сейчас умрем. Я не хотел, не мог сказать всей правды и убить Кеану снова… но теперь мы скоро с ним свидимся… и мы не должны уходить к нему так . Ни я, его невольный убийца, спасенный безжалостным мстителем. Ни Лиах, пощадивший меня в память о младшем брате. Мы оба связаны с Кеану кровными узами, иначе и не скажешь – вот только я связан с Кеану совсем не так, как мнится Лиаху… иначе, иначе… я связан с ним нашей совместной тайной, тайной его гибели – и теперь, когда мы вот-вот вступим в самую последнюю, общую для всех ясность, вступим в нее вместе, рука об руку… теперь эта тайна не должна, не может, не смеет пролегать между нами.