На острове Пасхи — пустынном, забытом владении Чили — немцам никто не мешал, поэтому эскадра, простояв спокойно в течение недели, сделала все необходимые приготовления, пока Крэдок в ожидании «Канопуса» стоял на Фолклендских островах, и 18 октября вышла в море. В полдень 30 октября эскадра уже находилась в 50 милях к западу от Вальпараисо. Рано утром 1 ноября с германского парохода была получена радиограмма с извещением о том, что на рейде острова Коронель неожиданно появился «Глазго». Шпее решил немедленно идти туда, чтобы уничтожить английский крейсер.
Около этого времени и Крэдок начал свой поиск к северу, считая вероятным противником лишь «Лейпциг», тогда как на самом деле в 60 милях к северу сосредоточилась вся германская эскадра.
Английский бронепалубный крейсер «Глазго»
Шпее также рассчитывал на встречу только с одним «Глазго», поэтому предполагал выслать для осмотра побережья свой самый быстроходный крейсер «Дрезден», расположив остальные корабли полукругом на расстоянии 20 миль от гавани. Немецкая эскадра разделилась.
Такова была обстановка к 14 ч 1 ноября — ни британский, ни германский адмиралы не подозревали о присутствии друг друга, считая, что предстоящая задача сводится лишь к тому, чтобы найти и уничтожить только одинокий легкий крейсер противника. Крэдок, идя 10-узловым ходом курсом норд-вест, приказал своим кораблям занять места по линии норд-ост от флагманского крейсера на расстоянии 15 миль друг от друга в следующем порядке: броненосные крейсера «Гуд Хоуп» и «Монмаунт», вспомогательный крейсер «Отранто» и легкий крейсер «Глазго», который уже закончил осмотр гавани Коронеля и присоединился к главным силам. Погода была неблагоприятная, дул свежий зюйд-ост, разводивший крупную волну.
В 16 ч 20 мин «Глазго» заметил справа по носу дым и повернул на него. Еще через четверть часа командир крейсера понял, что долгожданный момент наступил: в 16 ч 40 мин «Глазго» донес о появлении «Шарнгорста», «Гнейзенау» и одного легкого крейсера. Немцы тоже заметили английский корабль и повернули на него. «Глазго» полным ходом пошел на соединение с «Гуд Хоуп», который, в свою очередь, тоже повернул в сторону неприятеля. «Монмаунт» и «Отранто» последовали за флагманом. «Канопус», который находился почти в 300 милях к югу и медленно выгребал с угольщиками против большой волны, не мог оказать какую-либо помощь.
Когда «Глазго» обнаружил неприятеля, германские корабли шли вдоль побережья, чтобы занять позицию у Коронеля. Однако вместе были только броненосные крейсера и «Лейпциг». «Нюрнберг» именно в это время погнался за каким-то небольшим пароходом и был на севере вне видимости, а «Дрезден», получивший приказ поддерживать связь с «Нюрнбергом», находился в 12 милях позади. Таким образом, эскадра Шпее была сильно разбросана. Она имела пары только для 14-узлового хода. Увидев британские корабли, адмирал приказал разводить пары во всех котлах и, не ожидая присоединения срочно вызванных двух легких крейсеров, начать погоню в строе кильватера, стараясь держать противника справа по носу. Обе эскадры шли строго на юг слегка сходящимися курсами.
Позволив себе разлучиться с кораблем, специально присланным Адмиралтейством в поддержку, Крэдок, тем не менее, не высказал никаких признаков желания уклониться от боя. Наоборот, приняв во внимание взаимное положение эскадр, он решил скорее начать бой, пока все выгоды освещения были на его стороне. Историки до сих пор спорят, а смогли бы или не смогли англичане отступить на соединение с «Канопусом», но однозначно ответить на этот вопрос так и не сумели. Известнейший британский специалист по военно-морской истории Юлиан Корбетт считает, что сделать это было невозможно, и так пишет о положении Крэдока:
«Нельзя без волнения мысленно представить себе чувства, которые должен был испытывать этот способный начальник, оказавшийся вопреки всем своим представлениям в безвыходном положении. Пелена, окутывающая один из самых трагических моментов морской истории Англии, никогда не сможет быть развеяна. Что пережил погибший адмирал, каковы были его мысли в момент встречи, остается для нас тайной, но не подлежит сомнению, что ни одного мгновения он не колебался».