Хуже стало, когда Ноно самоустранился от дел. Они не справлялись, не тянули, просто тонули в сотне срочных дел, разрывались на части… Их слабость заметили, и приходилось сражаться не на два, не на три фронта, а против десятка врагов разом. Тогда Джудайме привела много рациональных доводов, чтобы попросить о помощи Занзаса, но Гокудера догадывался, что на самом деле стоит за этим желанием. А ещё он понимал, что ничем хорошим это не закончится.
Ему хотелось остановить Десятую, убедить, что они справятся сами, ведь Занзас мог отказаться, унизив Тсунаёши, сердце которой было открыто к резким словам варийца, так, что она могла бы и не оправиться. Но гораздо хуже был сценарий, где он соглашался. Страшнее всего было представить, что он за свою помощь потребует. А их Десятая, умная, сильная, красивая, уже знающая цену своим словам и положению, Десятая, которая могла бы осадить любого, Занзасу бы уступила. К счастью, Скайрини оказался не настолько дальновиден и отказал. К несчастью, целую неделю Хаято боялся, что его босс сотворит с собой что-то страшное, явно больше других Хранителей понимая причины её расстройства. А потом она вышла в строгом костюме и маской холодной стервы на лице, явно скопированной у Бьянки, и Хаято понял, что страшное уже случилось.
В конечном счёте, всё оказалось к лучшему. Десятая собралась, разозлилась и на одной этой злости сотворила такое, что всей сицилийской мафии стало не по себе. А потом вошла во вкус, и Хаято постарался стать её опорой. Как и остальные. Даже Хибари впечатлился тем, что получилось из скромного зверька, а Рокудо был просто счастлив иметь законное право на уничтожение мафии. Но довольной Десятая не выглядела. Она казалась ожесточённой, равнодушной и какой-то надломленной.
Хаято, немного подумав, попросил Бьянки подработать свахой. В конце концов, однажды сестра уже помогла Десятой принять себя, так, может, и справиться с последствиями первой любви сумеет? Бьянки хмыкнула, на будущее посоветовала никогда не лезть в такие дела своего босса и отслеживать только возможную угрозу. Но за дело взялась, принявшись таскать Тсунаёши по всяким развлекательным заведениям.
Гокудера послушал доброго совета, но на каждого человека, принимавшегося за Десятой ухлёстывать, собирал подробнейшее досье, начиная с его семьи и образования, а заканчивая пристрастиями в постели. Объёмные папочки неизменно оказывались на столе Тсунаёши, отдельно от остальных документов, а что уж там с ними (и с ухажёрами) делала Десятая, Хаято не касалось, пока не возникал вопрос её безопасности. Хотя, вот честно, если бы из-за одного из этих придурков Тсунаёши заплакала, идиота бы ждала бомба в машине. Но, кажется, Бьянки помогла, и Десятая больше не принимала это близко к сердцу. В конце концов, в мафии верить можно только своей Семье, верно?
Как он ошибся, Хаято понял, только когда Скайрини вернулся из Америки. И вот тогда он вдруг вспомнил, что Десятая не просто босс мафии, недостижимая, как звезда, для простых смертных, а ещё и довольно молодая девушка. Очень обиженная молодая девушка. Кажется, об этом же вспомнил и Супербиа Скуало, когда впервые представитель Варии был вызван из-за какой-то оплошности в отчёте. Как раз через три недели после той некрасивой сцены с Арландо Бруно (хотя вот в этом вопросе Гокудера был согласен со Скайрини). По крайней мере, на лице Скуало отчётливо читалось: «Началось».
«Это ты ещё не знаешь, что тебя на самом деле ждёт», – злорадно подумал Хаято, потому что солидарность к коллеге солидарностью, но босс Скуало обидел босса Гокудеры, а это было непростительно.
Что там за закрытыми дверьми говорила Тсунаёши капитану Варии, Хаято только предполагал. Наверняка убедительно просила донести до Занзаса мысль держать себя в руках и не провоцировать врагов Вонголы, а заодно и прошлась по подмоченной из-за выходки Скайрини репутации. Всё это время Гокудера был занят – под его руководством проходил перенос «подарочка» Варии прямо под закрытые двери кабинета. Для такого дела он, конечно, не был здесь нужен, но очень уж хотелось посмотреть на реакцию варийского капитана и позлорадствовать.
– А теперь, – услышал он голос Тсунаёши, – то, зачем я на самом деле тебя позвала. Не хотела, чтобы пошли ненужные слухи, особенно после того, что и как сказал Занзас, поэтому пришлось изворачиваться. Мне нужно, чтобы ты забрал то, что твой босс отправлял мне в течение этого месяца, и передал, что его подарки я не принимаю.
Дверь открылась. Скуало застыл. Судя по выражению его лица, он ожидал чего угодно – от оружия до голов наёмных убийц. Но только не…
– Это цветы?
Огромные букеты занимали на полу неприлично большую площадь. Некоторые уже начали подгнивать – несколько недель, шутка ли! Складировалось всё это богатство в отдельной комнате и, к счастью, запах не тревожил обитателей особняка.
– Это веники, которые Скайрини шлёт не то в надежде меня задобрить, не то желая обрести право указывать мне, – раздражённо фыркнула Десятая.
Хаято хмыкнул. Это было мелочно с её стороны и так невинно с точки зрения мафии, но как же должен был взбеситься Занзас, получив это богатство обратно. Гокудера ухмыльнулся сдерживающему мат варийцу и приготовился наслаждаться представлением.
– Савада, – осторожно начал Скуало, похоже, мысленно подбирая аргументы, – а почему ты их сразу не отправила боссу?
– Потому что снующие туда-сюда курьеры с цветами наверняка привлекли бы лишнее внимание, – как маленькому объяснила Тсунаёши.
Судя по всему, капитан Варии был сражён наповал этой логикой. Женской.
– А почему тогда сразу не выбросила? – продолжил допытываться Скуало.
Тсуна скрестила руки на груди:
– Потому что это значило бы, что я их принимаю. А я не принимаю!
– Савада, ты же понимаешь, что это несерьёзно? Я не повезу эти чёртовы букеты чёртову боссу!
«Она почти месяц выжидала, чтобы тебе их всучить, и думаешь, теперь так легко откажется от этой идеи? Наивный!» – фыркнул про себя Гокудера.
– Хочешь оспорить мой приказ в моём доме? – вздёрнула бровь Тсунаёши и этак показательно размяла руки.
Это заставило Супербиа пойти на попятный и привести другой аргумент:
– Да мне даже некуда их девать! Как ты себе это представляешь?!
И в этот момент интуиция Хаято, которая никогда не была также сильна, как гиперинтуиция босса, оживилась и подсказала, что дело плохо. Потому что Десятая обвела взглядом коридор, и взгляд её остановился на нём, как на единственном свидетеле разговора.
– Хаято подвезёт тебя на своей машине, – светло улыбнулась Десятая, найдя выход.
Гокудере не оставалось ничего иного, кроме как с неубедительной радостью сказать: «Есть, босс», – под злорадным взглядом отомщённого Скуало.
Запихивали они подарки Скайрини в салон новенького автомобиля Хаято в четыре руки. «Веники» сопротивлялись, кололись шипами, за что были обложены матом на итальянском и японском. Это странным образом примирило две Правых руки своих боссов с вынужденным сотрудничеством. А то, что это сотрудничество продолжится, стало ясно почти сразу.
Гокудера слабо представлял, что Скуало должен был сказать Скайрини, чтобы выжить. Особняк Варии пережил капитальный ремонт, и Десятая с мечтательной улыбкой даже подписала смету на дополнительные расходы. Если бы этим всё и закончилось, Хаято бы вздохнул с облегчением, но какое-то время спустя Скайрини снова прислал ей подарок. Кактус в горшочке. Здоровенный и колючий. Видимо, чтобы у этого подарка было больше шансов дожить до возврата, чем у «веников». Или Скайрини хотел поржать над своим капитаном. Тсуна смотрела на кактус долгим взглядом, а потом велела поставить в кабинете, заявив, что растение её успокаивает. Теперь извивы женской логики наповал сразили Хаято.
Обрадованный Занзас стал развивать успех, и скоро коллекция Десятой пополнилась самыми странными и экзотическими видами. Кактусы цветущие, кактусы ядовитые, кактусы, выращенные с помощью Пламени, кактусы почти разумные… Одна стена кабинета была теперь выделена им, а Тсунаёши полюбила рассказывать посетителям об особенностях каждого вида.