На флейтах я играть не буду
Папа повёл меня в ЦМШ, но его знакомый директор школы, сказал, что желающих «обучаться валторне у него больше нет, и он из-за меня одного педагога брать не будет». Посоветовал отдать меня учиться на флейте. Папа отвёл меня в класс «флейтунов» посмотреть, как они занимаются. Войдя в класс, я увидел одних девчонок и твёрдо сказал:
- С девчонками играть на флейтах не буду!
Тогда с флейтой было покончено, но, оказалось, не навсегда. Впоследствии флейта мне очень помогла, и не где-нибудь, а в Америке, в начале эмиграции. Здесь я умудрился, без знания английского, научить играть на флейте... ученицу-китаянку. И этот заработок был весьма кстати.
Следующим музыкальным инструментом стал для меня гобой. Да, этот нежный инструмент симфонического оркестра, на котором мне хотелось играть импровизацию. Один из первых ансамблей в ту пору был в таком составе: гобой, баян, гитара и барабаны. На гобое я играл в ансамбле московского дворца пионеров под управлением В. Локтева. Хорошие были времена. Мы ездили с ансамблем на гастроли по разным городам и весям. Учителя в школе за это меня невзлюбили. Я учился в 20-й школе, одной из первых в Москве «с английским языком». Уроки пропускал, а всем рассказывал, что был «на записи, на концерте и уроки приготовить не успел». В итоге, после седьмого класса мне пришлось проститься с этой замечательной школой (надо сказать, до сих пор дружу со многими ребятами из моего класса) и, отучившись год в знаменитой 110-й школе, я поступил в Гнесинку.
Тем из вас, дорогие друзья, кто скажет, что музыканту достаточно иметь среднее и высшее музыкальное образование, и он уже профессионал, я могу легко возразить. Дело в том, что в нашем деле, как и в любом другом, важна практика. Для музыканта игра в оркестре - незаменимая вещь. У меня так по жизни и вышло. Отучившись год в Гнесинке у довольно сильного педагога и музыканта В. Е. Гетмана, я был брошен судьбой на срочную службу в армию, в оркестр Военно-дирижёрского факультета при МГК, где и началась моя музыкальная профессиональная жизнь.
Мои музыкальные университеты
Представьте оркестр из пятидесяти человек, исполняющий симфонические произведения: сюиты, различную эстрадную музыку... Вот это - университет!
Расскажу о тех людях, с кем довелось познакомиться в эти годы. Начну, пожалуй, с более старших выпускников консерватории, которым предстояло отслужить в армии после ее окончания. Это композитор Борис Ривчун, наш замечательный фаготист-настройщик роялей и хранитель органа зала Чайковского - Игорь Кобызев, гобоист -- Андрей Баршай, кларнетист - Марк Зисман, валторнист-виртуоз - Анатолий Шаропан, аккомпаниатор Иосифа Кобзона - Алексей Евсюков, шоумен и трубач - Александр Чиненков, замечательный контрабасист и педагог - Александр Михно и другие.
Отдельно расскажу про человека, с которым меня связала большая братская дружба. Это замечательный, неповторимый аранжировщик и композитор Дмитрий Атовмян. Пишу о Диме, а у самого наворачиваются слёзы, он покинул нас в совсем мальчишеском возрасте - пятидесяти двух лет. К огромному сожалению, прожив только половину жизни. С Димкой мы познакомились в тот день, когда его привели на факультет учиться. Он пришёл из «кадетки» (военно-музыкального суворовского училища) и с самого начала не хотел учиться на «факе», как его все называли. Но поначалу, если мне не изменяет память, его всё-таки пристроили на первый курс. Немного промучившись, он упросил руководство чтобы ему дали возможность просто отслужить армию в оркестре и не становиться военным.
Так мы и были неразлучно вместе, целыми днями. Именно тогда мы увлеклись джазовой музыкой по-серьёзному. Слушали в каптёрке, надев наушники, и балдели, это был настоящий кайф.
Элла Фицжеральд, Луи Армстронг, Чарли Паркер, Майлз Девис, Дюк Элингтон... Этот список можно продолжать долго. Мы их всех обожали. Тогда я уже начал мечтать об Америке, но, забегая вперёд, скажу, что попал не в Нью-Йорк, а в Тель-Авив. «Ехал к Ленину в Разлив, а приехал в Тель-Авив. Вот какой рассеянный, сын Софьи Моисеевны...»
Так вот, Боря Ривчун, о котором было сказано выше, в те времена писал классные оркестровки и не пользовался инструментом (фортепиано). Димка смотрел на него, и ему ужасно хотелось делать то же самое. Как впоследствии сказал на вечере памяти, посвящённом Диме, наш общий приятель, композитор Максим Дунаевский, Дима учился всему просто на лету. Так оно и было. Вскоре у Димы начали получаться первые оркестровые пьесы, которые мы исполняли в нашем военном джаз-бенде.