Но ничего, скоро лишняя нервотрепка закончится. Для этого нужно выполнить поручение Тиски, и сплавить мальчишку.
— Чего Солома боится больше всего? — спросил Голубев.
Худенький Кисель, подпертый костылями, умудрился пожать плечами.
— Остаться на всю жизнь инвалидом.
— Эта неприятность ему уже гарантирована.
— Солома упертый. К спинке кровати фанеру приставил, ногами пытается давить, упражнения разные делает. Я с рождения такой, свыкся. А Солома помнит себя на ногах.
— По-моему ему память отшибло после аварии.
— Чего-то, может, и вылетело из башки, а живые ноги никто не забудет.
— А что он любит?
— Смотреть в окно, когда идет снег.
Дэн откинул крышку пианино, прошелся длинными пальцами по клавишам. Инструмент ответил невнятно. Дэн покачал головой, привычные ориентиры — боль и любовь, ничем не помогли ему. И как с таким колясочником работать, где его болевые точки? Хорошо, что существуют другие покладистые дети.
Дэн ласково погладил Киселя по щеке.
— Ладно, ступай. На днях прокатимся ко мне на квартиру.
5
У меня сильные руки, потому что они мне заменяют ноги. У вас на пятках грубая кожа? У меня такая же на ладонях. Им вечно приходится толкать шершавый обод.
Я еду по коридору. Манжеты рубашки трутся о колеса, одежду бесполезно стирать. Сейчас еще ничего, сухое лето, а вот по весне, когда грязища — караул!
На кой нам выдают светлые рубашки, если рукава все время черные? Зимой я вообще не могу выбраться на воздух, сижу у окна и любуюсь чистым снегом. Когда-то я радостно бегал по сугробам и даже — подумать страшно — катался на горных лыжах! Как же давно это было, в другой нереальной жизни.
За две зимы в интернате я только раз проехал по заснеженной дорожке. Мне помогала Валентина Николаевна. Она добрая. И шахматная подстава тоже от ее безмерной доброты. Хоть я и цеплялся изо всех сил за холодный обод, тяжелое дыхание пожилой женщины за спиной давило на совесть. Когда мы вернулись, в моих глазах был восторг, а в ее усталость. В следующий раз я отказался от зимней прогулки. Детей-инвалидов в нашем интернате около ста, а воспитателей, желающих помочь, раз-два и обчелся.
Три года назад я ехал с родителями по загородному шоссе, и в наш автомобиль врезался «камаз». Родители погибли, а я оклемался после недельной комы. Ребра и руки срослись, а вот ноги отказали. Врачиха убеждала — счастливчик! Ну не дура, а? Так я остался сиротой и загремел в интернат для инвалидов. В момент аварии еще башкой капитально приложился — прежняя жизнь с тех пор, как в тумане.
Говорят, я из Москвы. Может и так. У меня нет ни одной фотографии из прошлого. Отдельные события являются, словно из полузабытого сна. То ли это было на самом деле, то ли всё нарисовала больная фантазия. Автокатастрофа отобрала у меня не только здоровье, но и прежнюю жизнь. Я силюсь вернуть ее, но память отпускает прошлое по крупицам.
Многим новоиспеченным колясочникам снятся сны, в которых они могу всё — гонять мяч, крутить педали и бегать по лужам, поднимая живыми ногами тучи брызг. Подобные сны у меня тоже бывают. Но чаще меня преследует один и тот же кошмар. Оранжевая морда «камаза» медленно движется на меня. Я пытаюсь отбежать, но ноги не слушаются. «Камаз» увеличивается, заслоняет весь мир, я дергаюсь, кричу и в ужасе просыпаюсь. Очнувшись, я понимаю, что этот тот самый «камаз» — убийца моей семьи. И чтобы понять, что произошло, я должен досмотреть кошмар до конца.
Сейчас я еду на физиотерапию. Массаж нужен, чтобы поддерживать кровообращение в мертвых мышцах ног. Врачи говорят, что всегда остается надежда на чудо. Так они утешают. Ног я почти не чувствую, но пару раз, когда Валентина Николаевна сгибала мои колени, словно паук пробегался по дряблым икрам, всаживая ядовитые клешни. Было приятно. Порой меня мучат спонтанные головные боли. Но про это лучше не жаловаться. Рецепт один — горсть успокаивающих таблеток, после которых стремительно превращаешься в овощ. У нас и такие есть.