- Дело дрянь, не могу найти. Куда мы его запихали?
- Ты прятал, вот и вспоминай.
- Да в этих сраных потёмках ни черта не видно.
- Дружище, давай скорее! – всё не успокаивался Коджо.
- Ты бы помог, а?! Ты же у нас любитель улик и расследований, не я! Примени опыт на практике!
Коджо ругнулся, но всё-таки запрыгнул в камеру. Стянув с кроватей покрывала, он взялся за обыск постельного белья. Назойливая сирена всё не умолкала. Голоса заключённых становились всё тише, а вскоре и вовсе вышли за пределы порога слышимости.
- Нашёл! – воскликнул Давид. Выбравшись из-под кровати, он поднял пакетик над головой, словно Прометей олимпийский огонь.
- А теперь валим! - скомандовал Коджо.
Мужчины выскочили из камеры и ринулись к выходу.
Тридцать метров.
Десять.
Пять.
Ещё чуть-чуть. Буквально рукой подать.
В это же мгновение сирена смолкла. Мощно звякнули шестерни — тяжеленная ставня рухнула на пол подобно лезвию гигантской гильотины. Громыхнулась, оставив двух узников наедине с пустым блоком и открытыми настежь камерами.
* * *
Давиду стало как-то не по себе. Обидно и гадко, что ли. Сначала он почувствовал, как болезненно ёкнуло сердце, а уже потом задними чакрами ощутил поток мысленных проклятий от Коджо. Тот, в свою очередь, присел на корточки и начал посмеиваться; то надрывно, то сдержанно, то тише, то громче - как псих в камере-одиночке, путешествующий по мрачным фантазиям подсознания. Мариус уже вовсю раздумывал над тем, как бы избежать конфликта. Сосредоточив взгляд на огоньке зажигалки, он попытался разрядить обстановку фразой:
- Спокойно, не паникуем.
Коджо посмотрел на Давида, словно голодная анаконда на мартышку. Мариус попытался сглотнуть слюну, но вместо этого чуть было не подавился.
- Не паникуем? Ты, сука, прикалываешься, да?
- Только давай без этих твоих скандалов.
- Скандалов? - взметнув указательный палец в сторону закрытого выхода, Коджо завопил: - Ты это видишь, а?! Ты, сто косяков в твоё прокуренное дупло, видишь это?
Мариус сложил руки на груди. Вне всяких сомнений, отговариваться было бесполезно, но он чувствовал, что если замолчит, то Коджо будет пилить его бесконечно долго.
- Что «это»? Тряска прекратилась, сигнализация заткнулась, так что мы в безопасности.
- Ты просекаешь, что теперь мы считаемся сбежавшими? В убежище, или куда там все свалили, будет пересчёт. Нас не досчитаются, объявят улизнувшими и при первой же встрече – пиф-паф, гуд бай, ребятушки. А всё из-за какого-то долбанного пакетика... - Коджо вытянул руку вперёд, как Гамлет, и потряс ею. - О, Сансара, мою жизнь погубил ничтожный пакетик дерьма.
- Ничтожный? – искренне возмутился Давид, ощупывая спрятанный в штанах сверток. - Не соглашусь, Тони на этот раз прилично так отсыпал.
- Ах да, самое время для искромётного юмора от шутника Давида! Браво! Аплодисменты синьору Мариусу де Альваресу! – перебил его оправдания Коджо. Басовитый крик соседа становился всё громче: казалось, он вот-вот сможет составить конкуренцию недавно вопившей сирене. - Ну что, взял ты свою любимую дурь? Почему не куришь? Нет же никого. Свобода! Доставай газетку, пыхнем ганджи в последний разок... перед вынесением смертного приговора.
Давид растерянно потупил взгляд: увы, сокамерник любил преувеличивать. Давид считал Коджо просто невероятным паникёром. Случись что, тот сразу начинал причитать, словно ошпарившаяся кипятком домохозяйка. Во всём эти его игры виноваты. Без сомнений. С тусклым лицом выслушав лекцию о вреде марихуаны, Мариус не преминул высказаться:
- Да какой побег, старина? Мы сейчас вернёмся в камеру и задвинем решётку. Скажем, мол, нашу дверь заклинило. Дождёмся надзирателей и всё уладим.
- Дружище, мой верный друг. Ты понимаешь, что ты, как бы тебе намекнуть помягче... наивный болван? Ты и правда думаешь, что суд станет разбираться, почему два каких-то укурка не свалили со всеми?
- Разумеется.
- Как бы не так! – Коджо ткнул пальцем в потолок, взглянув на Мариуса с оскорбительной укоризною; изо рта его аж брызги полетели. - На видеозаписях будет видно, как мы стояли в паре шагов от выхода, а потом ни с того ни с сего припустились назад!