В проёме темнел силуэт платяного шкафа.
Тревожно запиликала цикада.
Давид заглянул в комнату отдыха - под подошвою скрипнула половица. Рядом с изъеденным короедами шкафом стояла ржавая койка; из матраса торчала пружина. Подкравшись к шкафу, Мариус взял его на мушку, а затем резко отворил дверцу: пусто.
- Димон?.. - спросил Давид, ни к кому в особенности не обращаясь. - Лейтенант, ты где?
Шкаф не ответил. Присев на корточки, Мариус присмотрелся: на нижней полке лежали горки праха в форме эмбриона. Давид подхватил прах щепотью - холодный, принюхался - пахнет углём. «Останки Дмитрия?.. - Мариус почесал висок дулом пистолета. - И кто его сжёг?.. Гм-гм-гм. Ну, по крайней мере, не Гвонва сожрал».
Выйдя из домика, Давид впал в ступор: с телом Людмилы происходила странная трансформация. Тело её посерело, точно дешёвая туалетная бумага, а кожа стала покрываться трещинками. Капитанша тлела прямо на глазах. Тлела один в один как сорванный перед прогулкой по кладбищу одуванчик. Мариус подбежал к ней и упал на четвереньки:
- Эй, а ты-то куда собралась? Погоди. Да погоди ты!.. - он схватил Люду за руку, но её запястье осыпалось песочной трухой. - Да сожгу я тебя, сожгу, только не пропадай.
Увы, женщина его не слышала: спустя несколько минут её тело превратилось в прах, и даже заляпанная кровью туника стала пылью. Давид сидел напротив человекоподобной кучки в позе раскаивающегося флагелланта. Ещё немного, и в его глубоко посаженных глазах блеснёт скупая слеза. Он даже не потянулся к пачке сигарет - его разум вскружили потоки печальных мыслей. Мыслей о том, что теперь он точно один. И смех, и грех: его компании чураются даже мертвецы... Мариус пытался понять, в чём смысл сей былины, но всё тщетно. «Где и когда я свернул не туда? Даже в тюряге было не так паршиво. «Союз» давал мне цель, здесь же... - Давид оглянулся. - Как только мы сбежали, всё пошло вкривь и вкось. Может, я сделал не то, что следовало? Может, мне было уготовано принять предложение Фроста? Или надо было остаться с двойняшками? Бразильский торч сыграл не по сценарию, и теперь госпожа Фортуна спишет его в утиль. Так?.. Видимо, так... Ну и дур-р-рила же я!.. Взъелся на сестричек, хотя сам же скрыл от них предложение в Норвежском лесу. Они наверняка бы меня вытащили. Сучьи двойные стандарты! Дрянь! Вот как знал, что дело закончится разбитым корытом».
Вскочив, Мариус стал злобно скакать по праху Людмилы, будто топтал тараканов. В воздух поднялось облако пыли, и горячий ветер тут же погнал его на юг.
- Надо было поступить иначе!.. - Давид раз за разом лупил себя по лбу. - Почему я всегда ошибаюсь?.. Почему, а? Почему, почему?
Да, его терпение не отличалось эластичностью. Он грезил свободой, но свобода всё оттягивалась и оттягивалась. Он сорвался. Сорвался, точно пубертантная девчонка. Верно говаривал Коджо: нельзя принимать решения, как следует не опустошив яйца. Давид не делал этого с того самого дня, как началась вся эта суета. Три дня без прочистки ствола. Три дня без свистящего пара. Неудивительно, что гормоны по башке бьют. Если бы не архимандрит, он бы отжарил Кими, и они бы уже искали выход из реверса.
- Какая же срань... - сказав это, Давид подхватил рюкзак и направился к заправке. Нервы звенели, точно перетянутые струны, но Мариус знал действенный способ их успокоения. Этому способу его научили сепаратисты, что приняли его в день побега из интерната.
* * *
Кирпичные пятиэтажки, панельные хрущёвки, павильоны, садики, школы - чем глубже продвигалась Кимико, тем бордовее становились пейзажи. Вскоре вокруг сестёр не было уже ни одного светлого предмета. Даже деревья и кусты, каждый их листочек, каждая их веточка походили на аппликацию из насквозь прогоревшей проволоки. Гвалт становился всё громче; наверное, именно так гудит мега-крематорий - король всех крематориев. Небо потемнело, как в вечер ядерной зимы. Когда дышать стало почти невозможно, Задира нацепила старый добрый кислотно-жёлтый респиратор. Миновав очередной ров, сёстры приблизились к широкой многоэтажке. Прошли через арку в самом её центре и вышли на автостоянку, вдоль которой тянулся шестиполосный проспект в постсоветском стиле. На его противоположной стороне находился тот самый изрыгающий сажу кратер.
- Теперь осталось самое сложное, - Задира прикрыла глаза: вблизи слепящая ось мира светила в разы ярче.
- Я ощущаю эту энергию. Кем бы ни оказался Бойченко, в нём заключена колоссальная мощь.
- С тобой и не поспоришь, конфетка. Будь у нас счётчик Грегора, он бы зашкаливал.
- Гейгера. Счётчик Гейгера.