* * *
Близилась полночь.
Комната отдыха освещалась одинокой свечой.
В стенах таились тени, а цикады пиликали то громче, то тише, словно обменивались сплетнями.
Давид валялся на кровати, закинув ноги на железное изголовье. Он даже не разулся: после выбуханной баночки спирта его нормально так вштырило. Ещё бы не вштырило: сказывались пять с лишним лет без крепкого пойла. Да и разбавка получилась всего два к одному - горло сия амброзия жгла не по-детски. Ленивый и оттого спокойный, теперь Мариус возюкался с остатками травы. Высыпал шмаль на скоммунизженный из «Союза» журнал. Заботливо разделил её на три кучки. Опьянённый взгляд изучил пакетик на наличие застрявших травинок. «Вот и приплыли, Дэви. Всего три самокрутки. Хорошего понемножку... А ведь когда-то этот зип-лок спас мне жизнь; этот насквозь пропахший ганжей кулёк шёл со мной до конца».
- Ик!.. - поцеловав пакетик, Мариус заботливо сложил его пополам, потом ещё раз пополам, и ещё, а после затолкал его в задний карман. Выбросить его было бы кощунством. Преступлением против совести... Давид подпалил сигарету и принялся крутить косяки. Первый он планировал оформить прям сейчас - верхом на спирт должно вмазать мощно. Второй останется на утро. Ну а третий он скурит после ещё одной бутылочки спирта. Завтра. Если Кимико и Родион не вернутся. Под кайфом проще вышибить себе мозги. «Верняк, прозябать здесь нет смысла... - поддакнуло внутреннее «я». - Тянуть до последнего и двинуть кони с голода? Нет, увольте». Мариус выплюнул тлеющий окурок и воткнул в зубы самокрутку; две запасные отправились за уши. Стоило ему щёлкнуть зажигалкой и сделать глубокую тягу, как в дверь постучали. Цикады стихли. Давид замер: сначала он подумал, что ему померещилось. Видать, белочка пожаловала. Мешать спирт с травой - та ещё забава. Однако, когда в дверь постучали снова, Давид ажно протрезвел. Рванув к сумке, он схватил пистолет Макарова. Прислушался: тишина... Ни кузнечиков, ни шуршания червеподобных рук Гвонвы, ни голосов, ни даже дыхания. Только тихое «кап». Кап. Кап. Кап. Словно вода из крана отсчитывает неровный такт. Нетерпеливый стук повторился.
- Войдите, - пробасил Мариус, прицеливаясь.
Дверь медленно приоткрылась - ночное затишье нарушил ветхий, протяжный скрип. На пороге стояла обнажённая мужская фигура. С бледной кожи сползали вязкие мазутные сгустки. Чёрное каре было заправлено за уши, а впалые глаза цвета стали смотрели на Давида, не моргая.
- Давно не виделись, compinche.
От страха Мариуса парализовало; пихни его кто, и он упал бы на матрас оловянным солдатиком. Лишь фундаментальный инстинкт нomo sapiens в подкорках мозжечка позволил устоять на ногах. Большой палец рефлекторно потянулся к предохранителю, но Фальстрём миролюбиво развёл руки:
- Не ерепенься - я не стану причинять тебе зла. Наши роли уже исполнены. Шестерни фатума останавливаются, линии вот-вот сойдутся. Кроме того, тебе не стоило бы тратить пули почём зря: полагаю, они тебе ещё пригодятся... - Фрост изобразил светский поклон, и только тогда Давид заметил скопившуюся под ним нефтяную лужу. - Уважь прихоть давнего товарища: мне нужен всего-то разговор.
- Понятия не имею, как ты меня нашёл, но нам не о чем болтать.
Самодовольный оскал придал лицу гостя хищные очертания. Фальстрём как ни в чем не бывало подошёл к свече, и его тень погрузила заднюю часть комнаты в кроваво-угольный мрак.
- А ты и не болтай... - присев на корточки, Фрост протянул запястья к огоньку. - Ты просто выслушай, а тот, кто надо, меня услышит.
- Ты... ты ведь уже не человек. Почему ладан тебя не?..
- Дело не в ладане, а в способности принимать действительность. Наши психотравмы подобны ранам. Один страдает от неглубокой царапины, а другой живёт, нося на коже тысячи гноящихся ожогов... - Фрост жестом попросил у Давида сигарету, и тот машинально его угостил. Подкурив от свечи, Фальстрём поставил её на место. - Вот ты, к примеру, мечтатель. В твоей жизни как ни кинь, всё клин, но ты терпеливо таранишь хлопоты, веря в некую самобытную осмысленность мира. И ты, чёрт подери, прав: самобытная осмысленность мира есть. Но людям не дано её понять, ибо если они узреют истину, им не захочется жить... Ваше благое неведение - величайший дар. Едва ты начинаешь улавливать смыслы - и вот тебе уже не так хорошо, как раньше. - Фрост пустил носом дым. - И вновь я нож, петля, пистолет и откровение. Я пророчил тебе бескрайнее кладбище? Ты его получил. Я обещал тебе новую реальность, нового бога? Ты нахлебался этой реальности вдоволь. Колокол тофета звал живых и провожал мёртвых, а девятка стала шестёркой. Ты покинул одну тюрьму, Давид, но застрял в другой. Я предлагал тебе сбежать из куда более глобального заточения, но ты предпочёл плен. Быть может, оно и к лучшему. Но вот в чём главный вопрос: обидно ли, когда будущее прямо перед тобой, но ты его не видишь? Ответ: да, обидно. Но ещё обиднее, когда ты видишь будущее, но не можешь его изменить.