– Я давно на работе.
– Ну, рука – не обе ноги, тоже верно.
– Что ж вы все меня ногами попрекаете?! И откуда вам известно про руку?
– Оттуда, что меня стала мучить совесть прямо в театре, я позвонила в больницу и узнала, что у вас сломано, а что цело.
– И успокоились?
– Более или менее.
– Ах, – вдруг вспомнил Алексей. – У меня есть к вам вопрос, очень важный. Мне кажется, очень важный вопрос. От него многое зависит.
– Какой же?
– Что за книжку вы читали тогда в метро?
– Когда? В каком метро?
– Рита! Вы, действительно, не помните? Не понимаете?
– Это важный вопрос? – она вздохнула. – У меня все книги в ридере. Ничего не теряется, не пропадает. Я могу поискать. Но точно не помню.
– Не врете?
– Нет.
– Тогда не надо.
Сломанная рука снова заболела.
Нет, не по тому пути он идет, не за те веревочки дергает. Скорее, за собственные – оттого и бьется в конвульсиях на потеху зрителям. Но и до этого он шел по сомнительному пути, и до этого исполнял сомнительные роли. Так не все ли равно?
Что толку вспоминать прошлые увлечения? Через некоторое время все они начинали казаться Алексею мелкими, несущественными, а иногда и постыдными. Все мелодии, которые трогали сердце, после нескольких прослушиваний превращались в несуразную какофонию. Все актеры, которые привлекали его внимание, в следующих фильмах казались шаблонными, топорными, лишенными пластичности, застывшими в найденном ограниченном амплуа. Все девушки меркли при близком знакомстве. Чтобы видеть развитие, нужно было сравнивать разных композиторов, актеров или женщин, внутри одного образа душили статика и уныние.
Но сама погоня за новыми впечатлениями утомительна. Хочется глубины, а постоянно выталкивает на поверхность – для очередного погружения. И легкие предательски свистят – им не нужны новые образы, им нужен покой.
Из-за травмы пришлось отказаться от автомобиля. Алексей ехал домой на метро и старался не смотреть ни на одну девушку, читающую электронную книгу.
– Бог тебя накажет, Бог! – кричит Рита по телефону.
– За что это? За то, что ментам тебя не сдал?
– Бог все видит!
– Ты Сергея Федоровича имеешь в виду?
Бросила трубку. Но начало дня испортила. Как понять меру своей вины? На каких весах измерить?
– Вы тоже считаете, что Бог все видит? – спрашивает Алексей у Риты, когда она кормит его ужином.
– Я не верю в Бога. Только во вселенский хаос. А вы разве из тех, кто носит в бумажнике фотографию Иисуса Христа как ближайшего родственника?
– По-вашему, жизнь зародилась из хаоса?
– Возникла, так скажем.
– А это жаркое – тоже из хаоса? Не из каких-то определенных продуктов, не по рецепту, не руками мастера?
Рита улыбается.
– По большому счету – из хаоса.
– Мне бы вашу уверенность, – завидует Алексей. – А всегда сомневаюсь и ни в чем не уверен. Вот все думал, заявлять ли на Риту…
– И что? Заявили?
– Нет. Мой адвокат очень огорчился. Он уже распланировал все до мелочей.
Рита смеется. И вдруг музыку, доносящуюся из-за стены, перекрывает звонок в дверь. Рита не двигается с места.
– Не будем открывать, – говорит Алексею.
– Как так?
– А как? Я не смогу сказать, что вы – владелец типографии, которая будет мне что-то печатать.
– Вы думаете, это дед Дима?
В подтверждение догадки Алексея начинает дребезжать ее мобильник. Рита накрывает его рукой, заглушая звук.
– Возьмите трубку и скажите, что вы не дома.
– А где я?
– В маршрутке. Как минимум.
– Я боюсь, что он через дверь услышит, – шепчет Рита. – Я потом ему объясню как-то.
– А зачем он пришел?
– Я не знаю.
– Может, что-то случилось?
– Да что у него могло случиться?
– Впустите его.
– Не выдумывайте. Я никогда не объясню, почему вы тут находитесь.
– Скажите, что я сантехник.
– Для сантехника вы слишком мрачно выглядите.
– Вы просто не знаете, насколько это суровые ребята!
Звонок продолжает пиликать.
– Он думает, что вы спите. И будет звонить, пока не разбудит.
Алексею вдруг пришло в голову, что если он сейчас поцелует Риту, то она не закричит и не оттолкнет его, избегая лишнего шума. Он всмотрелся в ее лицо – измученное дребезжанием звонка и огорченное, хотя до этого она усмехалась.
Он снова принялся за ужин. Телефон стих, затем умолк дверной звонок. Осталась только музыка, скребущаяся сквозь стену.
– Вам не надоело это музицирование? – спросила Рита.
– А вам не надоело кормить меня?
– Это не ради вас – ради самого процесса жизнедеятельности. Если долго не есть, желудок начинает болеть.
– Откуда вы знаете?
– Что я знаю? Я о себе говорю. Это в семнадцать лет можно было хот-догами перекусывать.
– Я думал, вам семнадцать.
После ухода невидимого соперника Алексею не стало легче. Оставшись снова наедине с Ритой, он почувствовал себя обманутым, лишенным обещанной близости, несмотря на то, что Рита ничего ему не обещала.
– А когда вы были счастливы, Рита? – спросил он, не надеясь ничего услышать в ответ.
– Я часто бываю счастлива, – неожиданно ответила она. – Я не требовательна к счастью. Достаточно прочитать хорошую книгу или посмотреть хороший фильм.
– Но ведь они о жизни? Или вы предпочитаете фантастику?
– Нет, я не закрываю глаза на реальность, потому что я ее часть.
– Что тогда вас радует? Хэппи-энды?
– Вовсе нет. Я могу оплакивать героев, погибших всех до единого, и быть счастливой.
– Катарсис?
Рита поморщилась.
– Не люблю этого слова. Слишком медицинское. А вы из чего добываете счастье? Из спорта? Из секса?
– Спортом я не занимаюсь, – Алексей покачал головой. – А секс с Ритой изматывал меня до отвращения. Думаю, мне бы курс реабилитации не помешал, чтобы я снова понял, из чего можно добывать счастье. Сейчас сплошная усталость.
– Смертельная усталость, – кивнула Рита.
– Что?
– Ну, так говорят. Смертельная усталость.
– Я вам мертвым кажусь? Потерянным для жизни? Как странно все это. Мы договорились доверять друг другу, не прошло и полгода – мы уже друг друга боимся, кажемся друг другу мертвыми. «Человек человеку – волк, а зомби зомби – зомби».
Алексей поразило это открытие. Он тоже кажется ей мертвым! Именно поэтому она не видит в нем ни мужчины, ни близкого друга. А сама она кажется себе очень даже живой, несмотря на умерший азарт ранней молодости. Она живет дальше – встречается с дедом Димой, работает, читает книги, рыдает над фильмами, посещает театральные премьеры. Просто ее внутренняя жизнь теперь никак не проступает наружу – Рита никому не демонстрирует ее проявлений, потому что никому не доверяет. Но ведь и он знает о себе, что он жив, что внутри него бьется горячее сердце, которое просто устало ошибаться.
– В вас перепады какие-то, – сказала Рита. – Вы то мрачнеете, то светлеете, то обижаетесь, то смеетесь. Хотя я все принимаю, и всегда на вашей стороне.
– Согласно договору?
– Конечно.
– А без этого договора – бежали бы от меня?
– Не знаю. Возможно, бежала бы. А вы?
– А я за вами!
– С ножом, о котором вы уже упоминали?
– Ну, можно и так сказать.
Она вдруг рассмеялась.
– Умеете настроение поднять! А то так печально стало – от этого «деда Димы», как вы говорите.
– Может, вам лучше порвать с ним?
– Порвать? Он вообще-то замуж меня зовет.
Алексей посмотрел непонимающе.
– А вам зачем это? Для порядка?
– Да, для порядка, – она кивнула.
Что значит это «для порядка», думает Алексей. Что значит это для женщины?