— Да, — Лиза всхлипнула.
— Вот и молодец. Это всё, что ты хотела мне сказать?
— Да.
— Хорошо. Я пошел к Густавсу. Опаздываю уже.
Александр открыл дверь, послышался голос Марты, кричавшей по-немецки, кажется она звала Лизу. Девушка что-то ей ответила и вышла из комнаты. Анна Максимовна с трудом поднялась, аккуратно сложила плед, подвинула кресло на место и отправилась к выходу, забыв на столе грязную чашку. Она двигалась с трудом, словно воздух превратился в густую субстанцию, сопротивляющуюся каждому движению.
Медленно, тяжело опираясь на перила, Анна Максимовна поднялась в свою мансардную комнату и улеглась на кровати поверх покрывала. Она смотрела на скошенный деревянный потолок и ощущала себя совершенно раздавленной, у нее даже не было сил заплакать. Все слезы тяжелым комом стояли где-то в горле, не находили выхода, мешали дышать. Голову окутал тяжелый туман, поглотивший мысли, чувства, эмоции, и только где-то далеко-далеко зудела какая-то неприятная мыслишка. Тихая, но назойливая, словно писк комара, она становилась тем явственней, чем дольше Анна Максимовна смотрела на низкий деревянный потолок с круглыми пятнами сучков. И вдруг мысль вырвалась из туманного плена и остро ударила, кольнула прямо в сердце.
— Как в гробу.
И сразу нахлынули воспоминания о детском ужасе, который пятилетняя Аня испытала у бабушки в деревне, когда первый раз в жизни увидела похороны. Хоронили одинокого местного алкоголика. Почему-то больше всего ее напугала деревянная, плохо обструганная крышка гроба, не обтянутая никакой тканью она таращилась на девочку глазами-сучками. И когда крышку подняли и накрыли гроб с покойником, маленькая Аня разревелась, и бабушка поспешила уйти и увести внучку, ругая себя за то, что вообще пошла на эти похороны. Воспоминания о детских слезах словно подтолкнули слезы нынешние, они, наконец, нашли выход, и Анна Максимовна горько расплакалась. Она перевернулась на живот и рыдала в подушку, чтобы ее никто не услышал.
Слезы принесли облегчение и, наплакавшись, Анна Максимовна долго лежала, свернувшись клубочком, и думала о том, что же ей делать дальше.
Утром она заявила, что оставшиеся несколько дней до отлета проведет в Инсбруке, поскольку тут ей уже скучно. Быстро собрав вещи, она со всеми распрощалась, и дочь отвезла ее в город, пообещав приехать проводить перед отлетом.
Но обо всем этом Анна Максимовна рассказывать никому не собиралась. Сергей Николаевич с расспросами не приставал, ему самому было о чем умалчивать. После рассказа о его смерти в другом мире он отправился к кардиологу, и оказалось, что тянущая боль в левом плече вовсе не остеохондроз. И два стента, установленные в коронарных сосудах, стали его маленьким секретом.
За несколько месяцев путешествия между параллельными мирами стали настолько привычны, что Анне Максимовне и Сергею Николаевичу казалось, что так было если и не всегда, то уже очень давно, и стало уже невозможно представить жизнь без портала, без параллельного мира.
Однажды в конце апреля Анна Максимовна, допивая утренний кофе, вдруг спросила:
— Сережа, а ты ничего не чувствуешь, когда проходишь портал?
— А что я должен чувствовать? — спросил он.
Анна Максимовна прищурилась.
— Не темни. Значит ты тоже ощутил это?
— Что — это? Выражайся точнее.
— Сереееж…
Сергей Николаевич вздохнул.
— Если ты имеешь в виду некое ощущение на лице и руках, то — да.
— Словно паутина в осеннем лесу?
Он молча кивнул.
— Что это может быть? — спросила Анна Максимовна, уже догадываясь, что ей ответят.
— Ты сама знаешь, — сказал Сергей Николаевич. — Но боишься произнести.
— Портал начинает закрываться, — прошептала она. — Да?
— Да. Сантехники нашли утечку и заделывают дырочку, — мрачно пошутил он.
— И ничего нельзя сделать?
— Ну, Ань, ну, о чем ты.
— Боже мой, — Анна Максимовна обхватила голову руками. — Всему конец. Так нельзя, так нечестно! Я только начала…
Она умолкла, стараясь справиться со слезами. Сергей Николаевич выпрямился и пристально смотрел на нее.
— Что начала? — мягко спросил он.
Анна Максимовна отмахнулась от него и, не сумев сдержать слез, убежала в ванную комнату. Сергей Николаевич встал у окна, уставившись во двор невидящим взглядом и нервно притоптывая ногой. Когда Анна Максимовна вернулась и, шмыгая носом, стала собирать посуду со стола, он повернулся к ней и сказал: