На картинах появилась жесть, обрывки газет, осколки стекла… Всё это я с удивлением встретил в музеях США как образцы самоновейшего искусства “поп-арт”. Правда, современные эпигоны довели этот когда-то найденный принцип до логического предела. Им даже не нужен холст и краски. Экспонаты создаются с применением производственной технологии: металлические детали свариваются, припаиваются. Фаянс удерживается на каркасе цементом. И если мы когда-то лепили рельеф чайника из теста, то представители “поп-арта” присобачивают к своей композиции чайник или, что гораздо оригинальнее, унитаз в натуральном виде.
Вполне понятно, что, бродя в США по залам музеев, где выставлены образцы модернистского искусства, так же как и несколько раньше на Международной выставке в Брюсселе, я не испытывал гордости ни за себя, ни за товарищей, что десятки лет назад были вроде как “основоположниками” сегодняшнего модернизма.
В Брюсселе я увидел знаменитый “Чёрный квадрат” К.Малевича, ставший как бы символом абстракционизма, увидел полотна Кандинского и поздоровался с ними, будто со старыми знакомыми. Большинство же полотен их последователей, как правило, оказались лишёнными выдумки. В них не чувствовалось самого главного, чем могло бы заинтересовать подобное искусство. В них не было изобретательства, неожиданности или хотя бы озорства, характеризующего своеобразный протест против канонов классической музейной живописи.
Если первые абстракционисты и другие представители модернизма, начавшие свою деятельность в дореволюционной России, эпатировали, дразнили буржуазное общество, то их западные последователи целиком перешли в услужение капитализму, без какого-либо признака бунтарства.
Однако в двадцатые годы и в Тульском художественном училище, и тем более в столице некоторых из учащихся привлекали искания модернистов, хотя в сравнении с трудовым энтузиазмом всего народа подобные забавы казались оскорбительной блажью бездельников. Это я почувствовал сразу же. Но что поделаешь, если в тебе беспокойно пульсирует изобретательская жилка и ты не знаешь, куда направить свою творческую энергию.
Преподаватели у нас были хорошие, но меня, привыкшего в школе рисовать гипсовые маски, удивили своеобразные методы обучения, которые здесь применялись. Если мне не изменяет память, то в программе числились такие предметы: “Дисциплина плоскости” — мы рисовали углём натюрморт, как бы в плоскостном изображении. Или, например, “дисциплина светотени”. Тут всё было подчинено выявлению характера натуры только светотенью. “Дисциплина формы”, тут нужно было позабыть обо всех других дисциплинах, а потому подчеркнуть форму, допустим, шара, таким образом, чтобы он стереоскопически вылезал из ватмана. И наконец — “дисциплина цвета”, где всё подчинено цветовой гамме.
Мне это казалось скучным, втиснутым в условные рамки, где нельзя развернуться фантазии. Не помню, кто из художников впервые применил так называемый “сдвиг” — формальный приём, диктуемый композицией натюрморта в заданном пространстве. Практически это делается так: допустим, в углу бумажного листа никак не помещается круг. Тогда его можно разрезать на две части и поместить одну половинку в углу, а другую, в зависимости от фантазии художника, где-нибудь поблизости.
Это уже было что-то новое, и я не преминул таким трюком воспользоваться. Преподавательница увидела мои выкрутасы и заставила переделать рисунок, строго следуя натуре. Пришлось подчиниться, но я всё-таки пожаловался главному руководителю училища. Сам очень хороший художник, с большим вкусом и опытом, руководитель объяснил мне всю никчемность подобных фокусов и запретил прибегать к ним. Да, собственно говоря, я и не настаивал на такой “творческой свободе”, ибо “сдвиг” не мной придуман, а слепое следование моде было противно всему моему существу. Читатель, знакомый с моими книгами, это уже понял.
Да, учиться, конечно, нужно. Упорно и последовательно, тем более, что и рисунок у меня был слабоват, и техника живописи маслом никак не давалась — эти занятия были дневными, а днём я учился в рабфаке. Но я никак не мог согласиться, что учение состоит лишь в накоплении знаний и приобретении навыков, необходимых для трудовой деятельности. Не соглашался с этим в юности и даже сейчас не соглашусь. Учение не даст никаких ощутимых плодов, кроме аттестата зрелости и диплома, если школьник и тем более студент не пожелает пробудить в себе творческие возможности.