Несколько ночей прошли спокойно, пока в ночь с воскресенья на понедельник мясной киоск в магазине на Одеонплац снова не был очищен, и снова перед ним валялись на плитках колбасная кожура и кости.
На этот раз шок был продолжительнее. Подумать только, мы прожили почти два столетия без преступлений, я тут одним махом все сметено. Волнение ощущалось во всем городе. Поезда электрической монорельсовой дороги, соединявшей дом с домом, нарушали все сроки отправления, потому что пассажиры за спорами и дискуссиями забывали позаботиться о включении. Всякий, кто приезжал в этот город, удивлялся многочисленным людским группам, стоявшим повсюду, на площадях и перед домами, а также нервным жестам и озабоченным лицам говоривших. В ресторанах посетители стаями набивались в летние сады, забывая про еду и напитки, в школах учащиеся больше не сидели перед обучающими компьютерами, а теснились по углам.
Свет в домах теперь гасился очень поздно, беседки для влюбленных в парках опустели.
То и дело всплывал вопрос, не надо ли запереть все дома, однако горожане заявляли, что к этому они никогда не смогли бы привыкнуть. Замкнуть что-то означает запереть самого себя. Это было бы равносильно умышленному членовредительству.
Легковозбудимые люди, особенно юношеского возраста, заявляли с вызовом, что скорее убили бы себя, чем заперли бы что-либо от других.
Старшие, напротив, не хотели ничего запирать из привычки. Мы всегда держали открытыми наши квартиры, и мы будем поступать и дальше так, даже если у нас украдут все.
Все были единодушны во мнении, что недоверие унижает. Так торговый центр на Одеонплац остался открыт, он не охранялся даже ночью, потому что никто не мог решиться взять на себя презренную функцию сторожа. Я буду подглядывать за своим ближним? И тем самым подозревать его в воровстве?
Вывели формулу: Кто подозревает другого в воровстве — сам вор.
Дифирамбная передовая статья, указывавшая на моральное здоровье граждан, отказывавшихся запирать двери, читалась публично с большим одобрением: «…Может быть, шпионить с поднятым воротником в темном углу торгового центра на Одеонплац наподобие грязного детектива из бульварных романов девятнадцатого века — хуже преступления, которое совершается».
Передовая ссылалась на силу морали, которая переборет преступление. Убежденности авторов статьи не мешало то, что отныне каждую третью ночь мясной прилавок торгового центра на Одеонплац исправно освобождался от содержимого. Эти люди рассуждали беспечно: ну что нам может это причинить? Мы достаточно богаты, чтобы каждый день наполнять этот дурацкий мясной ларь. Пусть вор подавится колбасами и кусками мяса. Мы только улыбнемся. Мы не позволим себя провоцировать. Он вынужден будет однажды прекратить все свои проделки, потому что не происходит того, на что он рассчитывал. А если он не перестанет? Тогда он именно не перестанет. Как уже говорилось, мы в состоянии вновь наполнять разграбленные мясные лари.
Душевное спокойствие горожан было сотрясено, когда программист фруктового магазина на Хаупт-аллее объявил, что в течение ночи были сожраны все бананы, а также почти все земляные, грецкие и лесные орехи. Банановая кожура и ореховая скорлупа засорили пол и являли собой, как писали газеты, причину несчастных случаев, особенно для старых и дряхлых граждан.
После этого можно было ожидать учащения краж. Собрание городских управителей дискутировало о том, можно ли и дальше, несмотря на новые происшествия, держать двери открытыми. Большинство стояло на том, что непозволительно давать себя провоцировать повторением краж и расширением географии ограблений. Совершенно ясно, нас хотят спровоцировать. Хотят поставить под сомнение нашу моральную целостность. Мы не клюнем на это.
Некоторые полагали, что нужно по крайней мере временно запирать все до тех пор, пока не докопаются до корней преступления. Временное замыкание дверей надо рассматривать как переходный период, необходимый, чтобы мы вернулись к нашему нынешнему состоянию. Но такое мнение не возымело действия, так как многие из жителей попросту заявили, что они не могут до такой степени преодолеть самих себя, чтобы запирать квартиры.
Следующей ночью были лишены своего содержимого не только мясной прилавок в торговом центре на Одеон-плац, но и на площади Гармонии, а в зоомагазине исчез корм для птиц и во фруктовой лавке все бананы и орехи.
На это последовало компромиссное предложение: запирать по крайней мере эти полюбившиеся грабителям торговые пункты, однако выяснилось, что запереть их невозможно, как, впрочем, вообще какой-нибудь дом или квартиру в этом городе. Таким образом, дискуссия велась лишь абстрактно, чисто гипотетически — еще одно доказательство, по утверждению передовой статьи, нравственной невинности горожан.