Согласно Жане, чтобы общество функционировало, оно нуждается в религии и мифе. Все общества везде и повсюду заключали с Богом или богами союзы или «заветы», — по словам Жане, «из-за страха, потребности в морали или необходимости в руководстве и Любви». Жрецы и шаманы нужны обществу, чтобы «заставить бога говорить». Если бог не может говорить, общество отказывается от мифа. Примеры этого можно обнаружить в целом ряде обществ, особенно примечательные — у греков и римлян. Когда олимпийские боги не смогли «говорить», отвечая нуждам общества, люди обратились к восточным мистическим религиям, таким как культ Исиды или митраизм; в конце концов старая религия была полностью замещена этими верованиями, а затем — христианством.
Боги могут говорить по-разному. Один способ — разговор с молящимся, который Жане считал внутренним диалогом между человеком и его духом или между человеком и неврологически обусловленным «богом». Люди, согласно Жане, обладают врожденной верой в существование своего «духовного двойника» — души. Одержание демоном Жане считал вывернутой наизнанку молитвой: духовный двойник становится злым в результате проекции зла на этого двойника, необходимой, чтобы исключить зло из сознания личности.
Кроме того, Жане полагал, что ритуал предшествует мифу, что миф возникает для абстрагирования философских размышлений и превращается в религию — систематический диалог между личностью и душой, происходящий в фиксированных. для всего сообщества формах.
Зигмунд Фрейд (1856–1939)
Зигмунт Фрейд родился Фрейбурге (Моравия) в 1856 году. Почти всю свою жизнь он провел в Вене. Признанный отец современного психоанализа, Фрейд считал, что изучение сновидений — это сущностно важный элемент для понимания бессознательной психики человека. Миф, по Фрейду, — это коллективная проекция процессов, происходящих в бессознательной области ума, своего рода «коллективное сновидение». Но, в отличие от Бастиана и Юнга, Фрейд считал, что мифологические образы — это продукты подавленных личных воспоминаний детства, разыгрывающиеся на языке сознания; иными словами, они являются продуктами только индивидуального бессознательного, а не какой-либо универсальной мифопорождающей сферы бессознательного, общей для всех людей. Параллельные мифы Фрейд объяснял тем, что у всех людей в мире есть отец и мать, и по этой причине образы личного бессознательного в разных культурах одни и те же.
Сам Фрейд тщательно изучал мифологию. Описывая «эдипов комплекс», теорию инфантильной эротической любви, которую мальчик испытывает к своей матери, Фрейд использовал греческий миф: Эдип — трагический персонаж, убивающий своего отца и берущий в жены родную мать (подробнее см. ниже). Когда Фрейду понадобился термин для описания избыточной любви человека к самому себе, он снова обратился к греческой мифологии; так возникло общеизвестное в наши дни понятие нарциссизма (от истории Нарцисса).
Отсылки к мифологии Фрейд использовал даже в своей собственной жизни. Популяризируя «эдипов комплекс», он говорит о своей дочери и профессиональной подопечной Анне Фрейд как о своей «Антигоне» (Антигона была дочерью Эдипа от его матери, царицы Иокасты). Этим Фрейд хотел подчеркнуть, что Анна была ему ближе, чем просто дочь.
Фрейд считал миф переходной фазой на пути к «неизбежному» научному мировоззрению. Несмотря на то что он был воспитан в духе ортодоксального иудаизма (и, возможно, в детстве испытал сильное влияние нянек-католичек), Фрейд писал, что он «полностью отчужден от религии своих предков, как и от любой другой». В своих трудах он называет себя «атеистом». В книге «История психоаналитического движения» он пишет:
«В четырех эссе на тему «Тотем и табу» я попытался обсудить проблему расовой психологии средствами анализа. Это должно привести нас непосредственно к истокам возникновения запрета на инцест и к истокам сознания.
Если мы принимаем эволюцию представлений человека о вселенной… согласно которой АНИМИСТИЧЕСКАЯ фаза сменяется РЕЛИГИОЗНОЙ, а та, в свою очередь, — НАУЧНОЙ, то мы без труда можем проследить судьбы «всемогущества мысли» в каждый из этих трех периодов. На анимистической стадии человек приписывает всемогущество себе; на религиозной — уступает его богам, но не отказывается от него всерьез, ибо сохраняет за собой правой управлять богами, тем или иным способом влияя на них в своих интересах. При научном подходе к жизни для всемогущества человека не остается места; человек признает свое ничтожество и смиренно покоряется смерти, как и прочим неизбежностям. И все же, поскольку мы полагаемся на мощь человеческого духа, воспринимающего законы реальности, в нас продолжает жить осколок этой первобытной веры во всемогущество мысли».