Кри
Трикстер Уисагаткак построил запруду над ручьем, чтобы поймать Великого Бобра, когда тот выйдет из своего жилища. Он ждал весь день, и наконец в сумерках к нему подплыло огромное существо. Великий Бобер обладал магической силой, и, когда Уисагаткак попытался ударить в него копьем, он произнес заклинание, заставившее мускусную крысу подкрасться к Уисагаткаку и укусить его сзади, из-за чего охотник промахнулся. Великий Бобер был очень сердит на него и решил отомстить.
Проснувшись на следующее утро, Уисагаткак был ошеломлен. Накануне он разобрал свою запруду, но вода не схлынула, хотя теперь ручей свободно протекал через то место, где была запруда.
Более того, вода поднималась все выше и выше. Великий Бобер был по-настоящему сильным волшебником; он решил затопить весь мир. Целых две недели Великий Бобер и маленькие бобры усердно трудились, поднимая все воды земли, пока не осталось ни одного сухого места. Уисагаткак поспешно построил плот из бревен и взял с собой множество животных.
Вода продолжала подниматься еще две недели. Потом мускусная крыса спрыгнула с плота и отправилась на поиски суши, но даже мускусная крыса, привыкшая жить в воде, не смогла долго продержаться и утонула. Потом с плота улетел ворон. Он облетел весь мир, но нигде не нашел сухого места. Тогда Уисагаткак с помощью волка, бывшего вместе с ним на плоту, применил свою собственную магию.
За следующие две недели весь плот покрылся мхом. Волк бегал и бегая кругами по плоту, и мох чудесным образом увеличивался, пока наконец плот не превратился в большой остров. Но и по сей день воды просачиваются сквозь отверстия в земле — трещины в том чудесному плоту.
Алгонкины
В этой истории, так же как в рассказах о Ное, Утнапиштиме и Уисагаткаке, на поиски суши после потопа отправляется ворон.
Однажды бог Мичабо охотился со своей сворой волков.
Перед ним предстала странная картина: волки вошли в озеро и исчезли. Мичабо последовал за ними, чтобы вызволить их, и тогда весь мир залило водой. Мичабо послал ворона, чтобы он нашел немного почвы, из которой можно было бы сделать новую землю; но птица вернулась, не сумев выполнить поручение. Тогда Мичабо послал выдру, но тоже безуспешно.
Наконец, он послал мускусную крысу, и крыса принесла ему достаточно земли, чтобы можно было приступить к восстановлению мира. Деревья растеряли все свои ветви из-за наводнения, и Мичабо выстрелил в них волшебными стрелами, от которых деревья немедленно покрылись новыми ветвями и листьями.
Потом Мичабо женился на мускусной крысе, и они вдвоем породили весь человеческий род.
Инкский миф о потопе
Некогда был период, называвшийся Пачачама, когда человечество стало жестоким, диким и кровожадным. Люди творили все, что им вздумается, и ничего не боялись. Они были так заняты войнами и воровством, что совершенно забыли о богах. Единственной частью земли, не затронутой упадком, оставались высокие Анды.
На нагорьях Перу жили два праведных брата-пастуха. Однажды они заметили, что их ламы как-то странно себя ведут. Ламы перестали есть и ночи напролет печально глядели на звезды. Когда братья спросили у лам, что происходит, те ответили, что звезды сказали им о приближении великого наводнения, которое уничтожит все живое на земле.
Братья со своими семьями решили укрыться в пещерах самых высоких гор. Они взяли с собой стада, вошли в пещеру, и начался дождь. Он продолжался много месяцев. Глядя вниз с горы, братья понимали, что ламы оказались правы: весь мир погибал. Братья слышали крики несчастных, умиравших внизу. Горы же волшебным образом становились все выше и выше по мере того, как поднималась вода. И все же через некоторое время воды стали плескаться у самого входа в пещеру. Но тогда горы сделались еще выше.
Однажды братья увидели, что дождь прекратился и воды отхлынули. Инти, солнечный бог, появился на небесах и улыбнулся, и вся вода испарилась. Пища, которой запаслись братья, как раз подходила к концу; братья взглянули вниз и увидели, что земля высохла. Горы снова уменьшились до первоначальной высоты, и пастухи со своими семьями спустились вниз и возродили человечество.
С тех пор люди по-прежнему живут повсеместно; ламы же никак не могут забыть о потопе и предпочитают селиться в нагорьях.