— Кто тебе зарплату платит, в конце концов? Что ты разобиделась и убежала сразу? Надо было мне позвонить.
— Да я не обижалась, Алексей Григорьевич, просто Софья Николаевна… — Маша замолчала на полуслове и уставилась на Марину.
— Маша, я хочу, чтобы ты запомнила, — продолжил Асадов, не обращая внимания на смятение, которое испытывала девушка, — ты няня моего сына, я тебе плачу, и я тебе доверяю. Что бы в дальнейшем не происходило, ты должна быть рядом с Антоном. И уволить тебя никто, кроме меня, права не имеет. Ты запомнила?
— Запомнила, Алексей Григорьевич, — несколько затравленно проговорила Маша, а Марина из-за её спины показала Лёшке кулак.
— Что ты девочку пугаешь? — укоризненно проговорила она, когда Маша ушла в детскую и увела с собой Антона, который запрыгал от радости, увидев её.
— Я накричал на неё?
— Этого и не требовалась, она и так тебя боится.
— Вот уж глупости, — фыркнул Асадов. Потом совсем другим тоном поинтересовался: — Как она тебе?
Марина развела руками.
— Она няня твоего сына, сам же сказал — ты ей доверяешь. Значит, всё хорошо.
Он присел на край стола и сложил руки на груди.
— Если так получится… что Антон будет жить с Соней… Об этом ведь надо думать, да? В этом случае я должен быть уверен, что за ним присматривают должным образом. А никому кроме Маши я его не доверю.
— Тогда тем более. Что ты меня спрашиваешь?
Алексей достаточно возмущённо фыркнул.
— А что, я не могу спросить тебя?
Марина улыбнулась и погладила его по плечу.
— Можешь. Спрашивай.
Маша чувствовала себя достаточно скованно, к Марине обращаться стеснялась, даже по поводу Юли, разговаривала либо с Калерией, либо с Алексеем, а когда Марина застала её на кухне пьющей чай, жутко перепугалась. Уставилась испуганно и тут же обернулась на Калерию, но та только рукой на неё махнула, когда Маша попыталась подняться из-за стола.
— Сиди, что ты вскочила. — И глянула на Марину. — Что ты девочку напугала?
— Я не буду больше, я на минутку. Маша, вы с детьми побудете, да? Мне нужно съездить по делу, всего на пару часов.
Маша снова со стула привстала.
— Конечно, Марина Анатольевна.
А Калерия оглянулась через плечо.
— Опять тебя с работы дёргают?
— Я всего на пару часов, — заверила её Марина. — Не задержусь.
Юля налетела на неё сзади и обняла руками.
— Мам, ты куда?
— На работу, солнышко. Ты с Машей останешься. Погулять сходите.
— Хорошо. За Тошей я послежу, ты не волнуйся.
— Я не волнуюсь, следи. А Маша за вами обоими последит. — А прежде чем из кухни выйти, Маше улыбнулась. — Спасибо.
Вечером Юля вцепилась в Алексея и потребовала:
— Спой песенку.
Тот даже поперхнулся.
— Я? Песенку?
Юля кивнула, а Лёшка решительно замотал головой.
— Юль, я петь не умею и песен не знаю.
— Никаких? — ужаснулся ребёнок.
— Никаких.
— И про крокодила не знаешь?
— Эту точно не знаю.
— Тогда я тебе её спою. Садись. Сейчас Тошу приведу и буду вам петь.
Марина, наблюдавшая за всем этим со стороны и заметившая, с каким тоскливым выражением на лице, Асадов приземлился на диван, подошла, наклонилась к нему и шепнула:
— А вот если бы ты сказал правду…
— А я правду сказал. Петь я не умею.
— А мне когда-то пел, — поддела его Марина.
— Когда? — изумился он.
— А когда мы познакомились? В караоке пел. Забыл?
Лёшка громко охнул.
— С ума сошла, это когда было?
— И этот человек меня называет трусихой!..
Зато ночью стало не до песен и не до смеха. У Антона снова поднялась температура, и они почти до утра не спускали его с рук. Даже не стоило пытаться положить его в кроватку, он сразу просыпался и начинал плакать. Качали по очереди, ходили по комнате взад-вперёд и ребёнка укачивали. Пока качали — он спал, стоило остановиться, и Антон тут же открывал глаза. Одно хорошо, что температура спала, но капризничать Тошка продолжал. Зато когда затихал, становился похож на ангела. Глазки заплаканные, щёчки румяные, а пальчики теребили полу Марининого халата. Она вглядывалась в детское личико и продолжала качать.
— Давай я, — шепнул Асадов, появляясь за спиной. Марина только головой качнула, отказываясь.
— Опять сейчас проснётся. Температура спала, Алёш.
— Хорошо.
Он повернул голову и вдруг увидел в дверях детской Юлю. Она стояла и разглядывала их, потом потёрла глаза.
— Почему он плачет?
Марина тоже обернулась, но Алексей её опередил, подошёл и поднял Юлю на руки.
— Проснулась?